Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ

Если Строгоновъ будетъ обѣщать это, то тогда надобно пустить Валуева въ переговоры съ Семеномъ. Если Семенъ не сочтетъ себя обиженнымъ за то, что я не пишу Исторіи, то въ такомъ случаѣ надобно будетъ условиться съ Погодинымъ такимъ образомъ, чтобы онъ не дѣлалъ ни малѣйшей жертвы, а высчиталъ бы, чтò стоитъ изданіе журнала, сколькими подписчиками оно покрывается, отчислилъ бы сверхъ того 50 экземпляровъ на безденежную раздачу, и затѣмъ назначилъ бы себѣ такое число ежегодно, какое считаетъ достаточнымъ. Объ этомъ надобно будетъ сдѣлать формальное условіе тогда, когда и если я получу позволеніе, которое впрочемъ онъ же долженъ будетъ мнѣ исходатайствовать, т. е. частными письмами узнать прежде черезъ своихъ знакомыхъ, возможно ли это, и если скажутъ — да, то подать прошеніе министру, чтобы позволено ему было передать Москв. мнѣ. Или можетъ быть мнѣ самому надобно будетъ подать о томъ прошеніе, въ такомъ случаѣ пришлите мнѣ форму, какъ и кому писать, тоже списавшись съ людьми знающими и поговоря съ гр. Строгоновымъ. Я думаю впрочемъ, что это прошеніе должно будетъ дойти до Государя, потому что отъ его имени объявлено мнѣ было запрещеніе. Но можно ли просить Государя объ этомъ? и какимъ образомъ? Я думаю, въ этомъ случаѣ надобно мнѣ будетъ писать къ гр. Бенкендорфу. Оправдываться въ прошедшемъ было бы теперь не кстати. Но тогда ты знаешь, что я не оправдывался (оправданіе мое, которое ходило тогда по Москвѣ, было писано не мною, и не по моимъ мыслямъ, и распущено не по моему желанію). Теперь я могъ бы сказать только одно: что съ тѣхъ поръ прошло 12 лѣтъ; что, разбирая свой образъ мыслей по совѣсти, я не нахожу въ немъ ничего возмутительнаго, ни противнаго правительству, ни порядку, ни нравственности, ни религіи, и потому осмѣливаюсь думать, что не недостоинъ того, чтобы молчаніе, наложенное на меня съ 32-го года, было наконецъ снято, и пр. и пр. Какое можетъ быть изъ этого слѣдствіе, я не знаю; но ты видишь по крайней мѣрѣ, что я не упрямлюсь отказываться, но, развивая мысль, невольно встрѣчаюсь съ столькими затрудненіями, что врядъ ли ты самъ найдешь ихъ преодолимыми. Спѣшу кончить, чтобы не опоздать, хотя о многомъ хотѣлось бы поговорить съ тобой.

Жена кланяется тебѣ, Катеринѣ Михайловнѣ, и Марьѣ Алексѣевнѣ. Я также. Ожидаю твоего отвѣта не черезъ Тулу, а то долго идетъ. Твой И. К.

13.

ЕМУ-ЖЕ[39].

2-е Мая (1844).

Вчера получилъ письмо твое, любезный другъ Хомяковъ, т. е. въ день твоего рожденья, когда выпилъ за твое здоровье. Теперь спѣшу отвѣчать тебѣ хотя нѣсколько словъ, а въ субботу буду писать подробнѣе.

На предложеніе твое я весьма бы радъ былъ согласиться, если бы это было возможно. Но разсуди самъ, если я, не зондировавши грунта, вдругъ явлюсь издателемъ, и если вдругъ, основываясь на прежнемъ, поступятъ съ Москв. также, какъ съ Ев(ропейцемъ), то не лишу ли я Пог. его собственности, и не пріобрѣту ли самому себѣ право называться по крайней мѣрѣ вѣтренымъ и неосновательнымъ человѣкомъ? Когда я говорилъ въ прежнемъ письмѣ объ имени, то конечно не для того, чтобы одному пожинать лавры; но я хотѣлъ имѣть право отвѣчать одинъ. Если же собственность журнала останется Погодину, то чѣмъ могу я вознаградить его въ случаѣ неудачи? Если правительству будетъ извѣстно, что я издаю, и журналу это не повредитъ, то въ этомъ случаѣ до имени мнѣ дѣла нѣтъ, только бы имѣть право выказывать свой образъ мыслей самовластно. Если же могло бы къ моему имени присоединиться еще имя литературной извѣстности, то это не только бы подняло журналъ, но еще и мнѣ придало бы больше куражу. Не согласится ли Шев(ыревъ)? Каждый отвѣчалъ бы за себя. А если бы ты согласился, то за успѣхъ можно бы напередъ дать росписку. Что же касается до именъ неизвѣстныхъ, то я не понимаю, для чего они? Развѣ для того, чтобъ напередъ отнять у публики довѣренность. Если же комитетъ нуженъ только для того, чтобы мнѣ passer inaperçu, то это мнѣ кажется плохой разсчетъ. Когда нибудь я буду же aperçu, и тогда опять тѣ же отношенія. Къ тому же издавать комитетомъ значитъ сдѣлать кашу безъ масла.

О Стр(огоновѣ) я писалъ потому, что 1-ое, онъ человѣкъ благородный и хорошій, 2-ое, онъ глава Московскаго просвѣщенія, 3-ье, ему извѣстенъ мой образъ мыслей по двумъ статьямъ, которыя я ему сообщилъ. Основываясь на этомъ, я думалъ, что онъ можетъ взяться обезопасить журналъ отъ скоропостижной смерти, стѣснивъ его жизнь посредствомъ цензуры. Но собственно покровительство его, просто какъ покровительство, мнѣ не нужно.

Результатъ всего слѣдующій: безъ того, чтобы имя мое было извѣстно и позволено, я издавать не могу, тѣмъ болѣе, что журналъ остается собственностью Погодина. Если же это можетъ быть, т. е. совершенно безопасно для журнала, тогда устраивай какъ хочешь, я на все согласенъ.