Полное собрание сочинений

Ф. надлома – фаза, характеризующаяся резким снижением уровня пассионарного напряжения после акматической фазы.

Ф. обскурации — фаза, характеризующаяся снижением уровня пассионарного напряжения ниже уровня, свойственного гомеостазу; при этом происходит либо исчезновение этноса как системы, либо превращение его в реликт.

Ф. подъема — фаза, характеризующаяся стабильным повышением уровня пассионарного напряжения системы вследствие пассионарного толчка.

Чамбул (тат.) – конный отряд.

Шаньюй – титул хуннского военного вождя.

Этническая история – зафиксированные источниками последствия этногенеза и этнических контактов.

Этническая система — сообщество людей, объединенных мироощущением и стереотипом поведения.

Этническая традиция – совокупность стандартов поведения, передаваемых через механизм условного рефлекса.

Этнический субстрат — исходные этнические компоненты, интегрирующиеся вследствие пассионарного толчка в новый этнос.

Этногенез — процесс возникновения, развития и исчезновения этносов.

Этнология — географическая наука, изучающая этногенез в историческую эпоху.

Этнос — естественно сложившийся на основе оригинального стереотипа поведения коллектив людей, существующий как система, которая противопоставляет себя другим подобным системам, исходя из ощущения комплиментарности.

Янычар (турецк.) – буквально «новое войско»; в Османской империи в XIV–XVIII вв.: пехотинец, принудительно набираемый в войска на завоеванных территориях.

Ярлык (монг.) – документ, выдаваемый монгольским ханом и удостоверяющий право местного властителя на занимаемую должность.

Ясак (тат.) – ежегодная натуральная дань.

Конец и вновь начало

cnh 691

Биография научной теории [462]

Факты моей биографии в последнее время стали вызывать интерес у читающей публики. Однако я от таких рассказов уклонялся, потому что мне вспоминать что-либо приятное невозможно – за отсутствием такового, а неприятные вещи я не хочу вспоминать, потому что это меня только расстроит. Но сейчас я могу коротко рассказать, каким образом я ощутил в себе призвание ученого историко-географа (я подчеркиваю: историко-географа, а не просто историка) и как это складывалось на протяжении моей жизни.

Я был довольно позднего развития и помню себя примерно с 7–8 лет, когда я жил со своей бабушкой в городе Бежецке, в 15-ти верстах от которого была наша деревня.

В Бежецке я учился в школе. Надо сказать, что к школе у меня довольно быстро сложилось крайне отрицательное отношение, потому что меня заставляли учить совсем не то, к чему я был способен, а вещи, которые мне никогда в жизни позже не пригодились.

Обстановка в нашем старинном городе Бежецке, еще некогда Новгородской пятине, а потом уделе Московского княжества, была омерзительная, потому что интеллигентных людей, культурных и думающих, в этом в общем-то небольшом, но древнем городе почти не было, за исключением одной семьи, приехавшей из голодного Петрограда и осевшей в Бежецке. Вот с ними – фамилия их Переслегины – я и дружил.

Единственное, что я освоил в Бежецке полезного, – это библиотека, которая там была довольно неплохая. Я много читал и начал сравнивать между собой различные большие этнические и территориальные группы. Например, Мир ислама и Мир христианства, война венгров с австрийцами и поляками (это я читал в свое время Г. Сенкевича). Потом, в 14 лет, я заинтересовался войнами, например Тридцатилетней войной между протестантами и католиками. Шиллер там был, так что об истории Тридцатилетней войны можно было прочесть.

Затем Античность… Там были книги по истории поздней Италии, по истории Римской республики, завоеванию остготской Италии Византией – Велисарием и Нарсесом.

Я все это запомнил. Причем что у меня было самое главное: мама мне прислала атлас по истории, правда, на немецком языке. Но ничего – я освоил эти самые названия. И все время сопоставлял, где это произошло.

И тут я наткнулся на предел: история Европы и Ближнего Востока кое-как существовала еще в пределах Бежецка, но истории Китая, Индии, Центральной Азии и доколумбовской Америки совершенно не было. Тогда еще не было таких книг, кроме Прескота, которого я в свое время прочел.

Уже тогда у меня сложилось антиевропоцентрическое настроение (на чисто детском уровне): мне гораздо больше нравились индейцы, которые защищались от нападений скваттеров, ацтеки и инки, которые боролись с конквистадорами. Как и большинство современных писателей, я был на стороне одних, а не других. Я считаю, что это возрастной уровень, примерно от 12 до 15 лет. После 15 лет ученый уже должен умнеть. Но сейчас я встречаю именно тот самый уровень, который мне знаком по моему отрочеству.