Полное собрание стихотворений

Избрание героем исторического деятеля оказало решающее влияние на всю структуру стихотворения. Подвиг Ермака — завоевание Сибири, и потому важное место в оде заняло описание реального места действия исторического героя. Отряды Ермака сражались с войском сибирского хана Кучума, под властью которого были объединены различные сибирские народы. Представителей этих народов — двух шаманов — Дмитриев и делает главными действующими лицами стихотворения. Ода построена как диалог двух шаманов, повествующих о великих событиях крушения сибирского ханства. Диалог передает драматизм событий. Поэт смотрит на борьбу Ермака глазами очевидцев. Центральное место в диалоге — рассказ старого шамана о решающем поединке Ермака с наследником Кучума Маметкулом, в итоге которого Маметкул потерпел поражение и был пленен.

Дмитриев не только отказывался от традиционных описаний сражений, но сумел нарисовать глубоко оригинальную картину боя. Она поражала современников своей новизной, живописностью, динамичностью и конкретностью. Процитировав эту сцену, критик Макаров писал: «Кажется, видишь, как мускулы единоборцев напрягаются, как жилы их вытягиваются, слышишь, как ребра их трещат... И нет гипербол! По крайней мере они так искусно употреблены, что едва приметны; все естественно, возможно». [1]

Удача поэта была обусловлена тем, что он сумел изобразить подлинного исторического героя в реальных обстоятельствах его действования. Метод гипербол и аллегорий был заменен методом точного изображения подлинных событий, естественных действий, возможного в данных конкретных условиях поведения людей. Так высокое в жизни человека получило новое стилистическое воплощение.

Эти опыты Дмитриева имели важное значение для дальнейших судеб русского сентиментализма. В 90-е годы сентиментализм стал массовым направлением, в печати активно выступали десятки поэтов и прозаиков. И перед ним сразу же возникла серьезная опасность — катастрофически быстро растущее эпигонство. Возможность эпигонства таилась в самой эстетике сентиментализма. Борясь с жанровой регламентацией классицизма, новое направление создало свои нормативные жанры, выработало свою постоянную стилистическую систему. Немедленно стал вырабатываться стилистический штамп для каждого поэтического (элегия, песня, послание) и прозаического (письмо, путешествие, повесть) жанра. Эстетика штампа и рождала эпигонов.

Литература 90-х годов была наводнена «стиходеями», писавшими о воздыхающих и плачущих возлюбленных, о голубках, о блаженствующих или бедствующих пастушках, о томных певцах и «нежных страданиях» и т. д. Эта массовая литература сентиментализма подвергалась сатирическим и критическим нападкам. Рост числа эпигонов и «чувствительных», вечно «плачущих» поэтов тревожил талантливых представителей этого направления. Вот как, например, о господстве эпигонов писал В. Л. Пушкин в «Письме И. И. Дмитриеву». «Письмо» отражает и озабоченность Дмитриева положением дел в литературе:

Ты прав, мой милый друг! Все наши стиходеи
Слезливой лирою прославиться хотят;
Всё голубки у них к красавицам летят,
Всё вьются ласточки, и всё одни затеи.
Все хнычут и ревут, и мысль у всех одна:
То вдруг представится луна
Во бледно-палевой порфире;
То он один остался в мире;
Нет милой! нет драгой! Она погребена
Под камнем серым, мшистым;
То вдруг под дубом там ветвистым
Сова уныло закричит,
Завоет сильный ветр, любовник побежит,
И слезка на струнах родится... [1]

На развитие русского сентиментализма в это десятилетие оказало сильное влияние творчество Карамзина эпохи идейного кризиса. Якобинский этап французской революции, испугав Карамзина, обусловил отказ его от прежних идеалов и эстетических убеждений. Вслед за Муравьевым он становится на субъективистские позиции. Прежний интерес к объективному миру, к объективной жизни человека сменился скепсисом, интересом к противоречиям души, ко всему таинственному, недоговоренному в жизни человека. Субъективизм оказывался не меньше, чем эпигонство, угрозой сентиментализму, он мешал демократизации литературы и, главное, приводил к принижению человека. В «Послании И. И. Дмитриеву» (1794) Карамзин, исполненный неверия в возможность изменить порочный мир, призывает друга: «Итак, лампаду угасим». Человек теперь представляется Карамзину малым и ничтожным, единственным его уделом оказывается стремление к эгоистическому счастью: «Любовь и дружба — вот чем можно себя под солнцем утешать».