Полное собрание стихотворений

Все это Дмитриеву, автору «Ермака» и «Освобождения Москвы», было близко. Понимание гражданских обязанностей поэта определяет в эту пору его обращение к сатире. Деятельность Карамзина и Дмитриева с конца 90-х по 1805 год — издание «Вестника Европы» в 1802–1803 годах, подготовка и выпуск Дмитриевым в 1803–1805 годах трех томов собрания своих сочинений — важнейший и новый этап в развитии русского сентиментализма. Оба писателя вступили в пору своей зрелости. Сохраняя интерес к сокровенной жизни сердца, они теперь стали ценить человека не только за его чувства, но прежде всего за способность выходить «из домашней неизвестности на театр народной жизни».

Еще в 1797 году Дмитриев, продолжая опыты Ломоносова и Державина, написал «Переложение 49 псалма». Наполняя инвективы библейского песнопевца гражданским содержанием, поэт заставляет бога изрекать грозное предостережение современному человеку за то, что тот «брату ков творил из мести, корысти разделял татей». В следующем, 1798 году Дмитриев переводит «Послание от английского стихотворца Попа к доктору Арбутноту». Поэт воспользовался французским переводом «Послания», сделанным Делилем. Эпистола английского поэта посвящена резкой критике поэтов-дилетантов, бесталанных «стиховралей», и прежде всего поэтов, занятых прославлением знатных и богатых, пишущих за деньги, ищущих покровительства сильных. Избрание Дмитриевым этой эпистолы для перевода диктовалось насущными задачами литературной борьбы.

Объекты сатиры Попа и Дмитриева оказались общими. Бесталанные поэты и наемные одописцы наводняли своими сочинениями и русскую литературу, причиняли ей неисчислимые бедствия. Обращение к знатным покровителям бездарных поэтов звучало актуально:

Вельможи! славьтеся хвалами рифмачей;
Дарите щедро тех, кто вас еще тупей;
Любите подлость, лесть, невежество Циббера...

Обличенным «стиховралям» противопоставляется истинный поэт, главное достоинство которого — независимость от властей и знатных. Такой поэт «ни за что не будет друг разврата. Всегда велик душой и мыслями высок, ласкать самим царям считает за порок».

Отстаивание независимости поэта было общественно важным делом. И на этот раз Дмитриев оказался в одном ряду с Державиным, который в 1795 году выступил с переложением Горациевого «Памятника», с посланием к Храповицкому, в котором писал о высоком долге поэта, о независимости как условии истинного творчества.

Связь с Державиным в еще большей мере проявилась в их одновременном обращении к сатире: Дмитриев избрал для перевода Ювеналову сатиру «О благородстве», а Державин в 1798 году напечатал одно из сильнейших своих сатирических стихотворений — «Вельможа». Содержание сатиры Ювенала не устарело — в ней с гневом отвергался сословный принцип оценки человека, по происхождению: «Надменный! Титла, род — пустое превосходство! Но дух, великий дух — вот наше благородство!» Требование ценить человека за его дух, за дела для пользы общества, а не за «титлы» и заслуги предков сближалось в тех условиях с просветительским тезисом о внесословной ценности человека. Подобное восприятие сатиры облегчалось еще и тем, что при переводе Дмитриев защитника родовых привилегий называет дворянином. С гордостью говорит поэт о заслугах плебеев и с презрением о бездельнике, родовитом вельможе:

А ты, скажи мне, чем отечеству служил
И что от древнего Цекропа сохранил?
Лишь имя... О бедняк! о знатный мой повеса!
Ты то же для меня, что истукан Гермеса:
Тот мраморный, а ты, к бесславию, живой —
Вот вся и разница у статуи с тобой.

Дмитриев в переводе стремится создать русский стиль негодующей сатиры: исполненный гневной энергии стих, афористически четкая фраза, эмоционально приподнятый ораторский строй языка:

Итак, желаешь ли уважен быть, любим?
Знай долг свой: в брани будь искусен и решим,
В семействе друг, в суде покров, защитник правых,
И лжесвидетелей, кто б ни были, лукавых,
Забыв и род, и сан, и мощь их, обличай.

Или:

Страшись, страшись привесть
В отчаянье людей, в которых сердце есть!

Или:

Изверг тот, урод, не человек,
Кто думает продлить бесчестием свой век!

Дмитриевский опыт утверждения в русской поэзии стиля негодующей Ювеналовой сатиры был продолжен и Милоновым («К Рубелию»), и юным Пушкиным («Лицинию»), и Рылеевым («Временщику»).