Одной из первых на новую книгу Кленовского откликнулась Берберова: «Появление стихов Кленовского для огромного большинства тех, кто любит поэзию, большая радость. Два года назад вышла его первая книга стихов “След жизни” - она была не только замечена и оценена, но и... распродана, что бывает не так часто. Кленовского не только печатали, его любили. Где-то в Германии, мало кому знакомый лично, он продолжает писать, и в разных углах мира, после второй войны сильно урезанного, ему отвечает читатель любовью и признанием. <…> О том, что Кленовский мастер, каждый узнает, прочтя его книгу. <…> Тема его - бессмертие - завершена такими стихами, как “Здесь все не так, как надо”, или “Непрочен матерьял моей земли” или “Уже сентябрь позолотил листы”. <…> хочется сказать о втором сборнике поэта, что это явление крупное, редкое в нашей бедной литературными радостями жизни; что он важен столько же сам по себе, сколько и как завершение глубоких внутренних исканий Кленовского; что в каждом стихотворении чувствуется громадная культура стиха, “любовь к мудрости” и та подлинная поэзия, которая проникает в читателя и остается жить и цвести надолго» (Новый журнал. 1952. №31. С.328. Подп.: Н.Б.).
Не менее восхищенным был и отклик С.Яблоновского: «Кленовский приемлет и страстно любит сотворенный Богом мир, повседневные мелочи мира - больше, чем крупное. Подлинный символист, он песчинку преображает в космос. <…> Раздумавшись, вы найдете здесь и Гете, и Гейне, и Тютчева, и Лермонтова, и Владимира Соловьева, и Гумилева, которых Кленовский, конечно, знает, и Божнева, которого он не знает наверное, - и все это до такой степени свое, так переварено, переработано, до такой степени является его собственностью <…> Мы давно уже не встречали подлинного поэта, то есть стихотворца, дающего никогда до него не бывшее» (
Л.Ржевский отнесся ко второй книге чуть более критично, чем к первой: «Муза Д.Кленовского снова рассказывает обаятельным и проникновенным, до самой последней фонемы поэтическим языком “небо на земле”, перекличку явного, преходящего, то величественного, то искаженного - с чаемым тайным и вечным, прекрасным всегда. Это - внутренняя тема поэта, не отобранная на время, а слитая воедино с его мироощущением, бытийным и творческим, формирующая особенность, непохожесть на другие его поэтического “я”. Выпевается эта тема иногда с такой силой поэтического выражения, что вряд ли кто из любящих стихи не повторит про себя заключительной строфы открывающего сборник стихотворения (оно несомненно принадлежит к будущей антологии
Мне бы и нечего было приписать к уже высказанным выше восторгам, если бы “Навстречу небу” было первой, вышедшей в эмиграции книжкой поэта. Но ей предшествовала другая, и это вынуждает критика (если он не просто критический “шаркун”) к сравнению. Сравнение показывает, что поэт избаловал нас своим первым словом - “След жизни”, 1951 г. - с на редкость совершенным отбором стихов и что во второй книжке (и это совершенно понятно, учитывая краткость “отчетного периода”) отбор чуть-чуть менее требователен, и иное кажется “проходным” (“Возле дома моего”, например) или поэтическим самоповторением. Так, скажем, прекрасное стихотворение “Жизнь” (прекрасное, несмотря на отважное сравнение: гоголевский Хома с ведьмой на кошелках - это зрительно все-таки гротеск) не успевает войти в меня, потому что ему грозит пальцем “Жизнь” из первого сборника - стихотворение еще более прекрасное, которого (с его интерпретацией темы) я никак не в силах забыть. Мелкие формальные неточности: вдруг бедноватые или натянутые рифмы - “забота” - “работой”, “всё - лезвиё” (ударность в последнем слове двояка) “запомнили” - “подоконнике”; или синтаксически неловкая строка (“в провалах туч закат срываясь гас”), или надуманная метафора (“здесь звезды не
– Для меня они звучат прозаизмом, потому что ассоциируются с рядом поговорочно-просторечных речений.