Он некогда водил дорогою знакомойВ душистые луга, где влага водоемаС журчаньем тростника свой легкий плеск сплела,Медлительных быков и тяжкого вола,Мигавших жалобно и пасшихся покорно.И узкою тропой среди акаций черныхОн утром выгонял на свежий сенокосОвец доверчивых, козлов и легких коз,Бежавших быстро с жалобным блеяньем,Как души, обреченные изгнанью.И посох медленный, и серп, и тяжкий плугГрубее сделали ладони сильных рук,Лозою окровавленные спелой.В спокойных помыслах, среди простого делаОн прожил жизнь свою. Его тяжеле шаг,И руки медленней, и взгляд не зорок так,И сгорблена спина - и близок час последний.Он улья стережет на пасеке соседней.И в час, когда закат деревья золотит,К дверям горшечника идет он и глядит,Как урны точит он из глины обожженной.И скоро (приготовь последний дар Харону!)Золой холодной жизнь его войдетВ одну из этих урн, и осень обовьетЕе плющом серебряным, и летоСухое - трещиной расколет урну эту…И ты, что близ нее проходишь, задержиСвой шаг, приблизься к ней и ухо приложи,И явственно твое наполнится сознаньеИ шелестом листвы, и звонких пчел жужжаньем.