Полное собрание стихотворений

Еще в 60-е годы поэт-демократ Иван Барков, борясь с сумароковским представлением о человеке, писал:

Богатство, славу, пышность, чести

Я презираю так, как ты...

. . . . . . . .

Счастливей папы и царей,

Когда красотка обнимает.

Державин, начиная свой творческий путь, утверждал тот же идеал. В стихотворении «Пламида» (1770) читаем:

Всё: мудрость, скипетр и державу

Я отдал бы любви в залог.

Принес тебе на жертву славу

И у твоих бы умер ног.

В песнях 80–90-х годов отказ от богатства и «порфиры» во имя любви стал устойчивым мотивом:

Тебя я обожаю,

Владычица сердец!

В тебе одной считаю

Порфиру и венец.

Когда бы я родился

Короной управлять,

Я б троном не гордился,

Тебя стал обожать.

Всё в свете презираю,

Тебя одну любя;

Тебя я обожаю,

Вот счастье для меня.

Знатности и богатству кармана песня противопоставляет богатство души и счастье любви:

Прочь блеск богатства лживай!

Не в нем ищу отрад.

Я беден — но с Темирой

И счастлив, и богат.

В песнях торжествовала эмоциональная атмосфера морального равенства людей. В них человек любил человека и был счастлив. Сюжет и этический пафос повести Карамзина «Бедная Лиза» вырастал на песенной почве. Вывод Карамзина «и крестьянки чувствовать умеют» был обобщением уже прочно сложившейся песенной традиции. О способности крестьянок чувствовать и любить читатель узнавал не только из песен, написанных поэтами, но и из песен, создаваемых самим народом. Новый взгляд на человека определял и усиление интереса к народной песне. Концепция морального равенства легализовала поэтическое творчество «простого народа» — в народных песнях тоже говорилось об испытаниях сердца, о страданиях души, о «природных чувствах». В песенниках народные песни печатались рядом с авторскими, также неподписанными. Собирание и усиленное печатание народных песен сопровождалось их переделками, заимствованием из них сюжетов, образов, лексики. В песенниках мы встречаем три пласта песни — оригинальные (авторские), переделки и народные.

В книге «Обстоятельные и верные истории двух мошенников: первого российского славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки-Каина...» (1779) было напечатано 47 песен и среди них: «Слушай, радость, одно слово...». Песня рассказывала о господине, домогавшемся ласк от деревенской девки. Она пыталась урезонить барина: «Я советую тебе любить равную себе».

Отпусти меня, пожалуй,

Мне с тобой не сговорить.

Мне досуг еще немалый,

Мне коров пора доить,

Масло пахтать, хлебы печь,

Щи варить, капусту сечь.

Но господин не унимался и от разговора переходил к делу — стал целовать понравившуюся крестьянку.

Вырываясь от барина, она грозит:

Ах, как Ванька бы наш видел,

Что теперь ты учинил;

Он бы так-то тебя выбил,

Что ты впредь бы позабыл

Наших девок целовать

И долго с ними болтать.

В конце 80-х годов эта песня была переделана на новый, сентиментальный лад: место рассказа о барской забаве заняла история серьезного чувства господина к крестьянке. Он не смеет домогаться ее поцелуя — строфа об этом убрана и заменена другой:

Ты не думай, дорогая.

Чтобы я с тобой шутил;

Ты девица не такая.

Чтоб тебе я досадил:

Я увидел лишь тебя,

Позабыл самого себя.

Он отвергает совет «любить равную себе» и просит крестьянку полюбить его, взывает к жалости:

Сжалься, сжалься надо мною,

Не срази меня тоской,

Заразился я тобою,

Не надо мне иной.

В этой связи должна быть упомянута реальная история шереметьевской крестьянки Прасковьи Ивановны Кузнецовой-Горбуновой. Великолепно образованный, удалившийся в свое родовое имение Кусково после быстрой и блестящей карьеры при екатерининском дворе, граф Н. П. Шереметьев встретил в 1789 году молодую, красивую крестьянку Парашу и влюбился в нее. Приблизив ее к себе, он занялся ее воспитанием и образованием, содействовал раскрытию ее таланта на сцене кусковского театра. Чувство к Параше было таким серьезным и глубоким, что, преодолевая все чудовищные трудности, граф наконец, женился на ней. Через год после встречи с барином Параша сама сочинила песню — «Вечор поздно из лесочку», в которой рассказала о любви барина. Песня получила широкое распространение, органически войдя в поток песен, прославляющих всемогущество любви, помогающей преодолевать сословные предрассудки.

Первые песни Дмитриева появились в «Московском журнале» в 1792 году. Бытующее в научной литературе утверждение, что Ю. Нелединский-Мелецкий первым выступил с сентиментальными песнями, а Дмитриев «шел по пути, проложенному Нелединским», несправедливо. Первые песни Нелединского появились в конце того же 1792 года, но уже после Дмитриева. Оба поэта в своих песенных опытах опирались на уже сложившуюся богатую песенную традицию, с которой они были отлично знакомы.