«О Харькове Евтушенко написал “Град в Харькове”». Имеет смысл привести несколько строчек из этого стихотворения (1961): «В граде Харькове — град. / Крупен град, как виноград. / Он танцует у оград, / Пританцовывает! / Он шустёр и шаловат, / И сам чёрт ему не брат. / В губы градины летят — / Леденцовые!»
«…о Сабурке Хлебников написал многие стихи».
«…в Харькове остались и погибли /в переносном / такие таланты как Мотрич. Мелехов. Иванов. Горюнов. Кучуков».
Анатолий Мелехов (1940–2009) — приятель харьковского периода, учился на филологическом факультете Харьковского университета и подрабатывал по ночам дежурным в котельной многоэтажного дома. Дальнейший его жизненный путь Лимонов описывает в очерке «Толик» («Книга мертвых-2. Некрологи»).
Леонид Иванов — приятель харьковского периода. Подробно Лимонов писал о нём в романе «Молодой негодяй»: «Лёнька любит свою “Ниночку”. Очень любит. Лёнька парень надёжный. Правда, какой-то второсортный. Вроде бы и неглупый, и знает литературу не хуже Мелехова, и умеет приподнято и энергично болтать, чуть скосив рот в сторону, а вот, однако, “пропащая сила”. Выражение это, кажется, пришло к Эду из лексикона неизвестного прогрессивного русского критика 19-го века. Может быть, Белинского, Эд точно не помнит. Имеется в виду, что в Лёньке есть сила, он и рисует хорошо, и пишет неплохую прозу, а вот всё равно сила эта пропадает в Лёньке, Лёнька как бы зарыл “талант свой в землю”. Даже в Харькове, где легко прослыть творческим человеком, Лёнька не прослыл ни “художником”, ни “писателем”. Лёнька Иванов, и всё тут. Без звания».
Николай Горюнов (1943–1989), он же Кадик, «почтальоншин сын», — друг по харьковскому периоду. Лимонов писал о нём в романе «Подросток Савенко»: «Отца у него нет, во всяком случае мать Эди-бэби Раиса Фёдоровна никогда не слышала об отце Кадика, и никто другой не слышал, а вот почтальоншу тётю Клаву, она разносит письма “на нашей” — нечётной стороне Салтовского шоссе, знают все. Маленькая, как бы испуганная чем-то женщина. Злые языки утверждают, что Кадик бьёт свою мать. “Здоровый кобель отмахал, — говорят злые языки, — пятнадцать лет, а такой бугай откормленный. Рад, что отца у него нет, над матерью измывается”. Эди знает, что Кадик не бьёт свою мать, ругаются они очень, это да. Эди-бэби любит Кадика, хотя и чуть-чуть над ним подсмеивается. “Кадик” — ненормальное, синтетическое имя, которое Колька сам придумал себе от американского названия автомобиля — “кадиллак”, конечно, немножко пижонски звучит, но Кадик с малых лет отирается с “лабухами” — с джазовыми музыкантами, ему простительно».