А у Катарины было шумноНе смотря, благодаря дождюсобрался народ тут странный умныймокрые мучительные всеВон сидит в углу бордового диванаплачет и под тонкою рубашкойтело всё приходит вдруг в движеньеАх, придётся умирать мне раноДва других ругаются и спорят,Рюмки тонкие вертяВ медленной потрёпанной одеждеот столицы далеко внизуВалентин приветственно махаетмокрою и красною рукойи на этот жест из групп вставаетженщина с смертельной худобойНе имея ни одной улыбкив платье розовом подходит приниматьГоворит, что Валентин прекрасенв этих каплях на его лицеВ карты мы сыграем, я считаю, —говорит ей Валентин, глумясьНа костюмчик серый Валентинаоблетает пудра, засветясьВ красную щёку другой влепляетон большой и жирный поцелуйТа ему на это отвечаеттихим лепетом воды…Кадки с злым растением низиныпышной высятся грядойперегородив до половинызал холодный воздух голубой…Здесь висят цветы табачных ды́мова под стенами хотят лежата хотят, склонив большую шею,длинный стих ужасно говорят…Тонкий домик низенький и мокрыйот квартала ты не отличишьНикогда ты не узнаешь, что тамПроходи, чего ты здесь стоишь…
«Я в тайнах до́мов деревянных…»
Я в тайнах до́мов деревянныхсебя невеждой показалвчера мне дом тот показалиопредели, кто в нём живалДрузья стояли кучкой теснойОтвета ждали от меняя обошёл дом неизвестныйя видел всё от их конякачалки детской для развитьякончая чёрным мотылькомбольшим размерами приколотна вате был и под стекломБумаги на столе лежалиих всех задерживал шпагаткогда же бритвой подрезалито хлынул жёлтый водопадЯ разбирался в тех потокахВозился там и я читалдневник и жалоб, и упрёковкого-то пишет: ростом малА в возрасте как мне пятнадцатьещё упал, сломал ногу́ничем не можно заниматьсямужским я больше не могуМоё лицо содержит оспуЯ дожил к двадцати пятименя преследует вид женщинно нет, мне к ним не подойтиВот день холодный был вчераВиктория, служанка наша,копалась в грядках до утрапришла поесть на кухню кашуОна зажгла огонь в печии лампа старая горелаГлядел и я… вошёл молчиИ потушил я эту лампу…Теперь мне стыдно проживатьКак это всё ужасно былоЕй лет, наверно, сорок пятьНа ней одето много было…Не жить теперь не говорить в лицодвоюродной сестры мне…тут обрывается… листыдругое уже там содержатДрузья стоят, ответа ждути что случилось с ним пытаютони ещё теперь живутони о мёртвых знать желают