Редиски целые возывдоль этой улицы провозятИдут нескоро жеребцыа возчики их всех поносятРугание висит… веснаБольшое зданье голубоекрасивый мальчик из окнаглядит с какою-то тоскоюКусты качаются вверхуи пыль песочная летаетпрохожий профиль на мостув задумчивости застываетРебёнок в красном от мамашБежит, всё визги издаваяих трое догоняют с криком «Паш!»Вернись, дитя моя родная«В докторском кабинете лиловом…»
В докторском кабинете лиловомпри начале месяца маяпри конце дня докторского большогона столе лягушка умираетЕё печальные ставшие жёлтыми лапкидвигаются очень долго, но затихаютголая женщина, пришедшая на осмотр,сидит на белой тряпкежалеет лягушку и вздыхаетнеизъяснимо печально стоитДоктор в пороге своего кабинетаКакая-то металлическая штучкав руке у него дрожитВпереди четыре месяца лета…во время которого, вероятней всего,кто-то умрёт из его пациентовЖенщина, о которой доктор забыл,прикрывается марли лентой«В квартире в розовой бумаге…»
В квартире в розовой бумагележал на полке книжек рядСалфетки водные свисалиШептали складки животаБыла закрыта площадь полаковром тяжёлым и худымСпина загадочного стулав тени растянута, что дымЛицо отлогое взбиралосьвсё время по воротникуи прядь волосьев выгибаласьпоближе к левому виску…«ах, сколько чёрный может…»
ах, сколько чёрный можетдеревьев посещенец ловкихскакать поверх от краешка коробкигде бег летательный освоен глубокои луч угла ноги повёрнут странно…Корзинка светит глубиной своейА замысел истлевшего базараКакой-то сторож пальцами гремитЕму под головой пятно сажалосьНа складе видны чёрные тюкиСогретые тем женским телом,которое лежит перед веснойсчитая чёрное своё великолепье«Великой родины холмы…»
Великой родины холмыИз всех, которых я и знаюЗолотаренко был мне другКакой он тёмный и мужицкийЕго есть кости-рычагиБольшие шрамы кожу портятОн знал. Что жизненные сныЕго уродуют — а вышел…«Тем, что пыль повевала, что пыль повевает…»
Тем, что пыль повевала, что пыль повеваетЯ спасён был в ладонях этой пылиЯ жилона так меня мягко отделяла дышалаберегла моё детство и юность моюЛишь в апреле задуеттолько речка прохладухотя чуть уберёт, хоть едва уберётя хватаю уж куртку и иду и по тропкечерез кладбище и через многи поляУже Витька со мною Проуторов и в сердцеУ него залегла его яма — болезньИ от этой болезни на меня свет садилсяИ такая же жуть на меня залегла«Только стан мелких зонтичных…»