Читаем Полное собрание стихотворений и поэм. Том II полностью

Я медленно, дорогой скучнойстопу передвигая, чрез пустырь идустопа моя мелькает, как маленькая птичкасо стороны взглянутьБерёзы в пятнах стали по краямЖдёт паровоз, струится май дощатыйпечальный воздух на моей щеке,как бабочка с пыльцою поселилсяЯ помню Витю, был черноволосвысок и он носил завидные мне брюкикоричневые, узкие егослужили мне далёким идеаломЯ синие военные носилотцовские, их не перешивалион умер Витька Проуторов тотостался от него аккордеонот сердца, от болезни умер онСегодня вся толпа, подверженная жизни,открытая для всех влияний,идёт телами разными по формев глаза мои чуть жёлтые вливаясьМежду деревьев, тонких и зелёных,различная и древняя толпашлёт представителей своихи стройных, и наклонныхв моём глазу немного побыватьВот пять часов, стучит седая палкадавно уж трижды старая идётВ смешной большой и загнутой панамкевыпученную голову несётЕё пальто тащится и влачитсяи вольно так катается по нейЕго такое очень раньше шилиа выпуск сумки сорок третий годА сильной жестикуляцией потрясаяв берете тёмном и в перчатках белыхНаташа чья-то очень уж красиваподросток девочка живая вся смеясьЕё приятели от ней в восторг приходятона изображает на аллеену так смешно знакомый её ходитЗа тёмными домами скрылся светЯ помню те мои, те синие, те брюки,которые перешивал раз пятьВсё сделать их стараясь много ужекак много мыслей в них я проносилМои святые ноги и холодныев себе болтали брюки те свободныеОни сидели на сиденье школьномсоприкасаясь с брюкой мертвецаАх, Витя Проуторов, как же тыведь был такой красавец черноглазыйчерноволосый, стройный, так высокА я был хуже, меньше и соседомна парте вместе заседали мыЕщё я помню, в чёрной куртке был ямне вечно из вельвета покупалиВот в этой куртке. Ты же в пиджаке,что из букле. Мать за тобой следиланаверно потому, что неродной отецОбидеть тебя, бедного, боялись,Но искривилася твоя тропамоя пошла в местах необычайныхмне воздух моей Анною запахА перед этим книгами тянулоИ вот сейчас в пригородском лесууйдя за шпалы и за рельсы в маревераздетый на плаще на ве́нгерском лежуи он мне Стесиным Виталием подаренныйБольшое солнце жжёт и под Москвойнапоминает смерть и нашу речкуКак много крику было мне тогдав те дальние и мутные годаи с матерью моею хриплых споровСменился вновь фасон ещё, пожалуй, при тебеТы был, мне кажется, ещё живенькийи нынче носят брюки так себене узкие, но и широких нетуДа, так лежу я, значит, на травеНеподалёку роют грунт солдатыони болото осушают тутв своих зелёных крепких одеяньяхА ты, Виктор, ты уже земляи я могу её, целуя мокрыми губами,поцеловать, как самого себяв пришкольную чернильновую рукуВ Москве большой народов миллионыА тут близ городапокой, жужжит пчелаРазбросанная пыльная одеждасвоё на мне влиянье понеслаСегодня утром видел парня яон был одет в американских брюкахи вот рубашка у него былав большую клетку и платок на шееКак видно, из предместья он пришёли в самый центр пробрался показатьсяБыть может, его женский полсвоим зелёным вниманьем…или что-то в этом роде…Но маленького росту он малыши грубое лицо его малои брюки очень так низки ему в шагуи жалко его стало, что на солнцеидёт он весь нарядный и беднякКак на земле приятно одеватьсяно даже он и этого лишёна может, он совсем не замечает,как он несчастен, потому и оттого,что брюки не по росту у негои сам он мал и жалок, и беднякне знаю, может, мне лишь показалось такЕщё я видел неудачного фотографа-любителяон фото себе нужное искално поздно наводил свой объективкогда уже собака исчезаларебёнок не смеялся уж, а плакали воду лить переставал фонтанЕго коричневый костюм сочился грустьюЕго малый рост и шея загорелая печальнаяв кольце морщинОн, видно, закупил фотоаппарати медленно старается снимать — чтоего я потянул и показал, как пьёт собакаводу из фонтана,которую даёт в ладонях ветеранон промелькнул фотограф с задом лакированныхштанов перед глазамии что-то там возился с двумя рукамиА ещё я видел, как читал на солнце книгутак одинокий бритый человекв немом и синем он был плаще, представьте,и он стоял на теле, как железныйи был потёрт на рукаве, карманахи воротникНу почему мы бедные такиеКогда нас солнце вдруг одним движеньем заливаети всё, что на одеждах — пыль, заплаты —всё выступает, или же цена ихвот туфель итальянских перезвонпод длинного мамашею семействаА вот прошли актёрка и актёри оба старые, но как они ступаюткак сохранились, видно, трагик онона в ролях принцесс всегда бывалаон возвышается над нейлишь при ходьбе лицо её запотевалои сам уже безумный Попугаевтот, что глядел, с скамьёю вместе сидяподумал, не пойти ли, не укрыться льот свежести вечерней в дальний домКоварно, жалко,что прошёл старикс такою разветвлённой бородоюи умный и, должно быть, исчезавший,и мудрые ботинки у негои плащ от лицамаленькой девочкипочти ещё не женщиныон в воздухепроплыл, как бабочка,и глупая, и еврейская,и жаркая,и с большимиглазами на телеВот белые свитераэтой весной под горломелькают, как больничные повязкиУ всех внезапно заболело горлоВо всех учреждениях страныво ВГИКе, в КаГэБэ,ВэЭлКаЭсЭм,МООП, и прочих ещё многихВ ГУМе, в ЦУМе,на заводах, в журналеНедра носят эти дажетакие свитера были в продажеНет, свет был изумлён, скопировансмеялся он и ел пирожкиА между деревьев выступалоБелое длинное тело рекиРека оставляла огороды сбокуи там за заборами в круглую землюРуки тётей Люб и бабушек НастасийДеда Петра и Евгения Жёлудябросили семена редиса и лук, и лукСколько помидоров, мазут проплываетСколько будет на этих клочках ползучекВечером дети поломают оградыиз проходящего лесу выйдут ворыНа тёмные туфли нападут из-за лавокБудет почти смертельный бойПьянящую Наташу оторвут от Виталияи с шёпотом, с шорохом повлекут за собойНесомненно, свершится групповое изнасилованиеили может быть, даже дваслишком уж, слишком уж заманчивопролегает вдоль леса тропаБедная чахлая чащобаДнём тут не скроешь фигуры в листвеНо ночью стволы наплывают и вместеБезумный дворец образуют собойТа, которая прежде звалась Наташей,Станет красивым телом в дождливом лесучтобы через время измученным теломпробираться к воде, волоча, волочась
Перейти на страницу:

Похожие книги