Утром рано в пыльненькой гостиницегде чай в стаканах огранёных подаютвесь бледный потребляет его сидязаезжий маленький циркачик лилипутЗатем слезает наскоро с кроватив игрушечной одежде запершисьИ много неудобств ему от мебелино терпит он и усмиряет слизь…К нему в двенадцать тонко постучались,он отворяет, пододвинув стул.К нему пришла большая балеринаОна приходит, у него спросясь.Он оживлён… он требует винаи сходит вниз, и сам вино приноситВ костюме фиолетовом онаи шляпочка в руке, никак не бросит.Да я пойду, я дело рассказалаНо он — останьтесь, шепчет ейЕй неудобно как-то сталоведь он размером с маленьких детей.И руку ей целует и клянётсяи пьёт вино, и ей влить норовитОн думает, когда она споткнётся,тогда он на неё и набежит.«По крайней мере рано утром встанешь…»
По крайней мере рано утром встанешьи сон большой оставишь за собойА в глубине себя узор завяжешьи замолчишь, и будешь неживой.Запомнив ночь и белую, как каменьЗапомнишь также левый павильони красную косу на солнцеи белый лоб, и связку жёлтых книг.Где эта прежняя смелость,на какую душа согласиласьраньше давно согласиласьда словно забыла еёГде это прежнее, в сон не влекущеесостояние правды и ясности, как в старике.Лёгкие дни осени, словносели на лавочке рядом со школойгде осенних наукстрого взыщут учителя.«Ему печальная минута…»
Ему печальная минутабольшие руки подаётИ у стола, у поворотана пол спускается живот.А он безумный ищет грудида, пока жив, он ищет грудив старинном свете как испанецих ловит, ловит под Луной.«И я жёлтый любовник дождя…»
И я жёлтый любовник дождяподымающий в дождь на весуэту банку своей красотыи я странный сиропный шутниксобирающий шум дорогойпролетающих пчёл водяныхно и есть у меня на лиценебольшое отверстие — роткалендарь для заезжих сирот.«Как подымалось наутро светило — я заживо помню…»
Как подымалось наутро светило — я заживо помнюкак оттолкнулось оно вверх и озарило останки человечьего пирастол, позвонки твои шейные, нож и пирогна пироге пожелтелую массу цветкаи на руке три следа от укуса.По берегам когда-то много росло тростника,но для этих приезжих — нет законаВспомни, как сутки сидели за нашим столомНу-ка, Наташа, скажи своё странное слово,как по вилке железной метался долго рассвети от холода вяли твои грудинынче давно уже утрои мышь только звукаперебегает по столу, в углахэто мне, смертному, будет наукаНе принимать чтоб Наташу и Таню в гостях.«Валик, Валик, что ты тянешь…»