Тогда я демонов увидел черный рой,Подобный издали ватаге муравьиной —И бесы тешились проклятою игрой:До свода адского касалася вершинойГора стеклянная, [как Арарат] остра —И разлегалася над темною равниной.И бесы, раскалив как жар чугун ядра,[Пустили вниз его смердящими] когтямиЯдро запрыгало – и гладкая гора,Звеня, растрескалась колючими звездами.Тогда других чертей нетерпеливый ройЗа жертвой кинулся с ужасными словами.Схватили под руки жену с ее сестрой,И заголили их, и вниз пихнули с крикомИ обе сидючи пустились вниз стрелой…Порыв отчаянья я внял в их вопле диком;Стекло их резало, впивалось в тело им —А бесы прыгали в веселии великом.Я издали глядел – смущением томим.
Пьяной горечью ФалернаЧашу мне наполни, мальчик!Так Постумия велела,Председательница оргий.Вы же, воды, прочь текитеИ струей, вину враждебной,Строгих постников поите:Чистый нам любезен Бахус.
<В альбом А. О. Смирновой.>
В тревоге пестрой и бесплоднойБольшого света и двораЯ сохранила взгляд холодный,Простое сердце, ум свободныйИ правды пламень благородныйИ как дитя была добра;Смеялась над толпою вздорной,Судила здраво и светло,И шутки злости самой чернойПисала прямо набело.
<В альбом кж. А. Д. Абамелек.>
Когда-то (помню с умиленьем)Я смел вас няньчить с восхищеньем,Вы были дивное дитя.Вы расцвели – с благоговеньемВам ныне поклоняюсь я.За вами сердцем и глазамиС невольным трепетом ношусьИ вашей славою и вами,Как нянька старая, горжусь.
<Гнедичу.>
С Гомером долго ты беседовал один,Тебя мы долго ожидали,И светел ты сошел с таинственных вершинИ вынес нам свои скрижали.И что ж? ты нас обрел в пустыне под шатром,В безумстве суетного пира,Поющих буйну песнь и скачущих кругомОт нас созданного кумира.Смутились мы, твоих чуждаяся лучей.В порыве гнева и печалиТы проклял ли, пророк, бессмысленных детей,Разбил ли ты свои скрижали?О, ты не проклял нас. Ты любишь с высотыСкрываться в тень долины малой,Ты любишь гром небес, но также внемлешь тыЖужжанью пчел над розой алой.[Таков прямой поэт. Он сетует душойНа пышных играх Мельпомены,И улыбается забаве площаднойИ вольности лубочной сцены,]То Рим его зовет, то гордый Илион,То скалы старца Оссиана,И с дивной легкостью меж тем летает онВо след Бовы иль Еруслана.