Пускай ничей их не видит взгляд,Но, как на вершине горной,На крыше моей день и ночь стоятДва аиста: белый и черный.Когда загорюсь я, когда кругомСмеется иль жарит громом,Белый аист, взмахнув крылом,Как парус, косым накренясь углом,Чертит круги над домом.И все тут до перышка – это я:Победы и пораженья.Стихи мои – боль и любовь моя,Радости и волненья.Когда же в тоске, как гренландский лед,Сердце скует и душит,Черный аист слегка вздохнет,Черный аист крылом качнетИ долго над домом кружит.Ну что ж, это тоже, пожалуй, я:Обманутых чувств миражи,Чьи-то измены, беда моя,Полночь, чернее сажи…А разлетится беда, как пыль,Схлынет тоски удушье,И тут подкрадется полнейший штиль –Серое равнодушье.Тогда на верху, затуманя взглядИ крылья сложив покорно,Понуро нахохлятся, будто спят,Два аиста – белый и черный.Но если хозяин – всегда боец,Он снова пойдет на кручи,И вновь, как грядущих побед гонец,Белый рванется к тучам.Вот так, то один, то другой взлетит.А дело уже скоро к ночи…Хозяин не очень себя щадит.И сердце – чем жарче оно стучит,Тем время его короче.И будет когда-то число одно,Когда, невидимый глазу,Черный вдруг глянет темным-темно,Медленно спустится на окноИ клюнет в стекло три раза.Перо покатится на паркет,Лампа мигнет тревогой,И все. И хозяина больше нет!Ушел он за черною птицей вследПоследней своей дорогой.Ушел в неразгаданные края,Чтоб больше не возвращаться…И все-таки верю: второе я –Песни мои и любовь мояЛюдям еще сгодятся.И долго еще, отрицая смерть,Книжек моих страницы,Чтоб верить, чтоб в жизни светло гореть,Будут вам дружески шелестетьКрыльями белой птицы…1972 г.