В мае 1856 г. он прибыл в Москву. «Перед тем как ехать, — записывает отец Леонид (Краснопевков) в своем дневнике, — подкатила карета к крыльцу. Кто же? Отец архимандрит Сергиевской пустыни. Слышал я, что накануне он обедал у Владыки, и думал, как бы увидеть его, а он — как тут. Говорит, что он даже и Преосвященному митрополиту Новгородскому в числе лиц, которых намерен был посетить в Москве, именовал и меня. "Замечаю у вас седины уже", — сказал он мне; я взглянул на его волосы: они уже совсем убелены, короче и жиже прежнего.
— Я думал, что встречусь с вами на коронации.
— Зачем? Здесь и без меня много отцов архимандритов.
— Может быть, Государь пожелает.
— Он сам не вспомнит обо мне.
Когда отец Игнатий говорит о Церкви, вид его печален, как будто видит в ее будущности одно мрачное. Он приписывает часть зла Петербургскому духовенству, которое учит какому-то всеобщему христианству, помимо Церкви, а этому злу вина, по его мысли, в беспечности Митрополита Серафима. Отец Игнатий в тот же день уехал в Оптину Пустынь на шесть недель. Его ум, опытность, образованность, знание монашеской жизни высоко ставят его в монашестве. Отец Игнатий и отец Антоний — два корифея, разнохарактерные, но равно достойные.
Жаль, что между ними нет общения».
После этого их свидания между ними возникла переписка, из которой 17 писем святителя Игнатия были опубликованы в седьмом томе собрания его сочинений, а еще шесть обнаружены недавно в архиве Преосвященного Леонида. Свои письма Преосвященный Леонид скрупулезно вписывал в специальные альбомы, увы, с водопроникающей бумагой, из-за которой все записи расплылись и стали нечитаемыми. Из вновь обнаруженных писем святителя Игнатия первое написано в Оптиной Пустыни 17 июня 1856 г.: «Всемилосердый Господь, ущедряющий тварей своих тленными и нетленными благами, даровал мне, грешнику, нетленное сокровище — Любовь Вашу, да утешаюсь и укрепляюсь этим духовным даром во время многоскорбного земного странствования моего. Вы принесли это сокровище ко мне в Сергиеву пустыню. В 1847-м году я свидетельствовал сокровище мое в Сергиевой Лавре и нашел его не только сохранившимся, но и усугубившимся. Ныне, при подобном освидетельствовании, узрил сокровище паки и паки возрастшим». Видно, большим обаянием обладал отец Леонид, что любили его столь разные люди: любил его проницательный, изучивший досконально человеческую природу Митрополит Филарет; любил его очень «простец» архимандрит Угрешский Пимен; полюбил его архимандрит Игнатий. Близкий и хорошо знавший отца Леонида человек2129
писал о нем: «Поэтическое настроение овладело душою [Преосвященного Леонида в раннем возрасте и близкие к нему могут засвидетельствовать, что это возвышенное настроение возрастало вместе с годами его, и соединяясь с глубокою, пламенною верою и любовию к Богу, сделало душу его до того нежною и впечатлительною, что разговор о предметах возвышенных всегда вызывал у него неудержимые слезы. Всего более любил он говорить о красотах природы, о дивном Промысле Божием и о жизни вечной. При таких беседах сердце его таяло, как воск, возбуждая и в других сердечное умиление. О мире невидимом говорил блаженный архипастырь: «Я скорее буду отвергать существование мира вещественного, видимого, нежели того мира, который вижу очами души»2130.Кстати, в числе добрых знакомых отца Леонида были многие из людей, близких архимандриту Игнатию. Так, он дружил с семействами Николая Николаевича и Михаила Николаевича Муравьевых, был в дружеских отношениях с Андреем Николаевичем Муравьевым, дружил с А. С. Норовым, с Шереметевыми. Вообще оставался человеком светским, вращался в сливках общества. «Плавал в самых густых сливках», записал он в дневнике после одного из своих приемов. Записи в его дневнике пестрят именами представителей самых аристократических фамилий, включая членов Царской семьи. Всех их притягивали к нему его личные, не часто встречающиеся в монашеской среде качества: «Умная, — говорит его биограф, — и всегда благочестивая беседа, свободная и оживленная речь, отчетливая и выразительная дикция, приветливость и благородные манеры в обращении — всё это с первого раза привлекало любого собеседника к отцу Леониду и располагало в его пользу. Число почитателей его росло с каждой неделей, с каждым праздничным днем»2131
.В беседах со святителем Игнатием отец Леонид высказывал сомнения по поводу своего светского окружения. Святитель, прекрасно зная, в какой среде рос и воспитывался отец Леонид, зная также его искреннюю и глубокую приверженность монашеской жизни, отнюдь не осуждал его потребности бывать в обществе: «Затворничество опаснее может быть для Вас, нежели общество. Келья воздвигнет на Вас такую брань, какой Вы не вынесете. <…> Идите своим путем, на время уединяйтесь, чтоб не дойти до рассеянности; потом выходите, да не одолеет Вас гордость и уныние…»