Полное собрание творений. Том II. Письма

Если Слух (φήμη)[34] действительно есть бог, по словам одного из наших поэтов[35], то именно ты виновен в смерти блаженного Эмилия[36] – не делом, но желанием этой смерти. Ты составитель варварской драмы, ты сделал убийцей самого жестокого из своей шайки[37] – так говорит Слух, а лгать для него не по-божески, ибо он – бог. Если же Гесиод не говорит ничего путного, и много пустого болтают [люди], и этот вот слух – одно из многого, что о тебе [попусту] говорят (о, как бы я желал этого, ведь потерпеть ущерб в серебре куда лучше, чем в друге!), и, несмотря на дурные слухи, ты сейчас ни в чем не повинен, – значит, с тобой приключилось несчастье, а не несправедливость (но пусть бы тебя не коснулось и несчастье!). В первом случае ты по справедливости заслуживал бы ненависть, во втором – жалость. Что до меня, то поскольку я легко пленяюсь душевными привязанностями, то даже если бы я ненавидел твой поступок, тебя все равно жалел бы. Жалеть же – значит, насколько возможно, помогать и изыскивать способ, каким (как тебе представляется) ты можешь принести пользу. Следовательно, мне нужно дать тебе совет, кажущийся мне наилучшим – и на тот случай, если слухи врут, и на тот, если они правдивы. Впрочем, и в том случае, если ты виновен, и в том, если безвинен, я советую тебе одно и то же. Иди и предстань перед законом, отдай добровольно в распоряжение судьи[38] себя вместе со своей шайкой, если ты о ней хоть как-то заботишься. Если преступление было совершено, проси, умоляй, бросайся в ноги судье, чтобы по оглашении приговора тебя передали палачу, и ты понес наказание. Таким образом ты будешь прав перед лицом земного суда, очистившись перед тем, как уйти, – о, друг Иоанн. Не думай, что этот совет – пустое слово, не считай это и шуткой (желал бы я шутя наслаждаться святой философией, а заодно и своими детишками!): если бы я не любил тебя в высшей степени, не дал бы тебе этого совета (своим врагам я в нем отказываю). Пусть никогда не придет им в голову, что для всякого преступника добровольно подвергнуться наказанию – благо; нет, пусть они продолжают благоденствовать в своих преступлениях, пусть большее время длятся их злодеяния, чтобы в тамошнем мире они приняли кару за всё.

Рискну ради дружбы рассказать тебе одно из наших тайных учений[39]. Совсем не одно и то же: принять наказание в плотном теле и в эйдоле [– в теле сновидческом]. Бог могущественнее человека, и человеческое – тень божественного устроения Вселенной. Палачи в государстве суть руки закона, и наказания приносят пользу природе космоса.  Существуют очищающие демоны, которые обходятся с душами, как прачки[40] с грязной одеждой. Если бы одежда могла что-то ощущать, – как бы она, ты думаешь, страдала, когда ее топчут ногами, стирают с нитром[41] и валяют всевозможными способами? Сколь великие страдания испытала бы одежда, очищаясь от старых пятен и впитавшейся грязи? Не стану и говорить, что во многих случаях грязь настолько плотно проникает в ткань, что срастается с нею и уже не выводится [тогда одежда рвется при стирке, и ее выбрасывают]. Так же гибнет и сросшаяся с грехом душа: гибнет прежде, чем взойдет в свою природу, потому что ее природой становится страсть – в силу либо долговременности этой страсти, либо ее масштаба. Душе, существующей таким образом, самое лучшее было бы умереть. Теперь, если мы сравниваем грехи с невыводимыми пятнами, то душа отнюдь не подобна грязной, непрочной одежде; напротив, будучи бессмертной, она подвергается некоему бессмертному же наказанию[42], если впадает в грехи неистребимые и неискупимые[43]. Однако если душа наказывается еще в этой жизни, то уже не имеет въевшегося напрочь греха, не сидит рядом со страстью, но, как говорится, только что закаленная [страданием] душа быстро очищается [от землистых примесей].