Полное затмение

Когда он перестал плакать, то, как Ломакс и предполагал, начал извиняться. Они тихо заговорили. Ломакс гадал, сколько раз Джеферсон вот так же тихо плакал в своей комнате, стараясь не разбудить отца.

— Не извиняйтесь, просто расскажите, в чем дело. Экзамены?

Джеферсон живо замотал головой. Ломакс ждал, когда он заговорит.

— Я так несчастен, — произнес Джеферсон, снова высморкавшись. — Я… я тоскую по ней.

И снова залился слезами. Ломакс решил, что юноша говорит о несчастной любви, хотя он мог иметь в виду и собственную мать, так как в квартире явно не было женщин. Он ждал, пока Джеферсон выплачется.

— О ком вы тоскуете, Джеферсон? — осторожно спросил он.

— Гейл!.. — прорыдал юноша.

Ломакс вздохнул. Он даже не удивился. Ломакс устал удивляться собственной слепоте и недогадливости.

— Наверное, за эти месяцы я впервые произнес ее имя вслух, — прошептал Джеферсон.

— Гейл, Гейл, Гейл, — сказал Ломакс.

— Гейл, Гейл, Гейл, — эхом повторил Джеферсон. Он всхлипнул. — Я держался, пока не появились вы и мы не пошли в ее квартиру.

— А мне тогда показалось, что вы очутились там впервые.

— Я хотел, чтобы вы так подумали. Но я не врал. Со времени убийства я не заходил туда. А до ее отъезда во Францию бывал там миллионы раз. А теперь вот они арестовали Джулию, скоро будет суд, и по телевизору все время показывают ее…

На сей раз юноше удалось удержаться от слез. Ломакс заметил, с какой фамильярностью Джеферсон упомянул имя Джулии.

— Вы хорошо знали Гейл?

Джеферсон поднял глаза — в них застыли слезы.

— Очень хорошо, — сказал он.

— Вы были близкими друзьями.

— Друзьями, приятелями. Я никогда не был уверен, кем являюсь для нее.

— Вы спали с ней?

Слезы потекли из глаз Джеферсона.

— Я не сопляк, — сказал он. — Просто не могу остановиться. Наверное, вы считаете меня слизняком.

— Нет.

Джеферсон рассказал Ломаксу, что впервые увидел Гейл, когда она въезжала в дом. Поначалу они не замечали друг друга. У Джеферсона была симпатичная подружка, которая училась на историческом. Постепенно они с Гейл стали друзьями. Подружка Джеферсона познакомилась с одним теологом и оставила его. Гейл и Джеферсон переспали. Это было необыкновенно.

— Профессор, это невероятно. Потрясающе. Я поднимался к ней каждый день, если Гейл пускала меня. Если бы она позволила, я бросил бы университет и все дни напролет занимался с ней любовью.

— Ого, — с завистью заметил Ломакс.

Джеферсон прошептал:

— После ее смерти я пошел к проститутке. Я решил, что больше никогда не испытаю того, что испытывал с Гейл. Я почти тронулся умом.

Ломакс слушал.

— Это было ужасно. Просто кошмар. Я думал, что профессионалка сможет хотя бы технически повторить то, что умела делать Гейл. Где там. Забудьте.

Против воли Ломакс улыбнулся.

— Полиция допрашивала вас?

— Нет.

— Почему?

— Когда все это случилось, я учился в Массачусетсском технологическом — получил стипендию на семестр. Отец не хотел, чтобы кто-нибудь догадался, что я хорошо знал Гейл. Он думал, что если журналисты, полицейские и адвокаты начнут расспрашивать меня, я не выдержу. Он так переживает еще и потому, что догадывается, как мне тяжело. А я переживаю, потому что знаю, каково ему. Ну, увидеть ее в таком виде.

Они посмотрели друг на друга, и Ломакс понял, что сейчас произойдет.

— Вы видели снимки, — сказал Джеферсон.

— Да.

— Как… как она выглядела? Я никогда бы не решился спросить у папы, но я очень хочу знать.

Ломакс молча уставился в пол.

— Ох, — вздохнул Джеферсон, видя, что Ломакс не собирается отвечать.

Ломакс понимал, что должен сказать хоть что-нибудь.

— Там было много крови. Это трудно описать. Иногда мне хочется верить, что как бы человек ни умирал, в любых обстоятельствах, само мгновение смерти исполнено покоя.

Джеферсон слушал, всем телом подавшись вперед.

— Вы так считаете?

— Да. Полный покой. Чувство совершенной расслабленности.

Джеферсон кивнул. Юноша улыбнулся, хотя в глазах еще блестели слезы.

— Спасибо, — произнес он, — спасибо вам.

— Наверное, — медленно сказал Ломакс, — вы многое могли бы рассказать о Гейл.

Джеферсон с готовностью закивал.

— Да, — ответил он. — Я могу многое рассказать. Мне очень хочется.

Ломакс вспомнил, как Элисон вынюхивала крохи информации в квартире Гейл, когда рядом всегда был Джеферсон, который мог рассказать о Гейл все.

— Гейл лежала в больнице?

— Да.

— Она часто использовала духи вместо того, чтобы сменить одежду?

Джеферсон ухмыльнулся:

— О Боже, да. Все девушки, которых я знал, постоянно мылись. А Гейл нет. А знаете что? Запах ее тела казался мне гораздо сексуальнее, чем запах мыла. Я извращенец?

Ломакс постарался утешить юношу.

— У меня, — добавил он, — много вопросов, а вы слишком устали, чтобы отвечать.

Однако Джеферсон настаивал, что совершенно не устал.

— Я впервые говорю о ней. Это замечательно.

А вот Ломакс устал. Он посмотрел на часы. Полночь давно миновала.

— Мне бы кофе, — попросил он.

Джеферсон сварил кофе и принес его в комнату.

— Я расскажу вам все, что знаю о ней. Все, что слышал от самой Гейл. Есть только одна проблема, — неожиданно добавил он.

— Какая?

— Вы работаете на крупную юридическую фирму, которая будет защищать Джулию?