Полнолуние

Ее чуть-чуть кольнуло, что Петр не удивился ее появлению. Казалось, он был уверен, что все будет так, как вышло. Но она не могла на него сердиться. Просто невозможно было сердиться на него.

И она стала его женой…

Однажды ночью, это было месяца четыре назад, в домике Чигирина, когда лунный свет заливал тайгу молочным туманом и пыльным голубоватым пучком падал сквозь окно на деревянный пол, она сказала, что теперь никогда не будет одна, что всегда — и сейчас и потом, — всегда будет чувствовать себя вместе с ним. Он понял все сразу, обрадовался, потом затревожился: «Но тебе же нельзя летать!» — «Пока можно», — успокоила она. «Нет, нельзя. Нельзя рисковать». — «Я знаю», — сказала она.

Когда пришло это «нельзя», она, перенося разлуку, долго держалась.

И хотя не было писем, и хотя ее мучили разные мысли и сны, и хотя нестерпимо хотелось увидеть его, только увидеть, она все-таки держалась, напрягая все свои душевные силы.

А тут пошли туманы, и ждать больше не оставалось сил. Туманы слишком надолго могли разделить их.

И вот самолет плыл над тайгой… Она летела к нему, пока ей еще было можно.

Она ко многому привыкла в этих полетах, но никак не могла привыкнуть к тайге под крылом. Ее колючая щетина была неприветлива, скрытна и пугала.

«Ах, Петр, — думала Надя, укладывая поудобнее ноги на кожаном мешке, — как это я полюбила тебя такого? Сил же просто нет! Все изныло, изболелось во мне. Это же невозможно так любить. Наказание, что ли, за прежние легкомысленные годы, когда я порхала, как бабочка, народившаяся, чтобы прожить один день. Вот видишь, из-за тебя я нарушила твой приказ не летать к тебе. Знаю, ты будешь сердиться. Твои добрые глаза станут равнодушными и перестанут меня замечать. Это уж точно, что ты на меня рассердишься. Но я ведь могу и не показаться тебе. Я просто посмотрю из окна, как ты идешь по улице. У тебя походка добродушного, но сильного и ловкого медвежонка. Ты даже не знаешь, как это красиво. И у тебя, наверно, опять борода. Ты не сбривай ее больше. Мне очень нравится твоя борода…»

Занятая своими мыслями, она не сразу заметила сигналы, какие давал ей летчик. Он показывал ей вниз. Она взглянула вниз. Сквозь туман едва просвечивалась тайга. А справа она увидела и узнала угол Поляны Чигирина, упирающийся в сопки. Все остальное пространство было затянуто туманом.

Летчик что-то кричал ей, обернувшись, но разве она могла его услышать?

Он нетерпеливо показал ей назад и снова вниз, и на этот раз она поняла, что надо возвращаться на аэродром: садиться в туман нельзя. Она удивилась: как это можно возвращаться, когда Поляна Чигирина совсем близко?

Летчик опять оглянулся. Голубые глаза смотрели на нес сурово-требовательно. Он чем-то походил на Петра.

Самолет сделал круг. Тайга опасно скосилась, полетела навстречу, и Надя почувствовала, как что-то подступило к горлу и стало мешать дыханию. На живот давила невероятная тяжесть. Она вся сжалась в комок, подобрала колени, как бы стараясь защитить живот, и в какую-то долю секунды растерянности подумала, что зря полетела. Но в другую долю секунды самолет выровнялся и плавно пошел вниз, и она вдруг увидела залитую солнцем Поляну Чигирина.

Ну разве она не говорила, что тут всегда солнце? Ну кто лучше ее знает Поляну Чигирина?!

И сердце ее сжалось от неустающего чувства к Петру. Это он привел людей на этот клочок таежной земли, ставшей для нее светлым и родным, он дал этой земле частицу своего тепла, своей души.

КРИЧАТ ЛЕБЕДИ

1

Где же ключ? Неужто я его потеряла?

Я стою перед дверью квартиры и шарю по карманам. За дверью слышен настойчивый телефонный звонок.

Кто же звонит?

Может, Софья Владиславовна? Вчера я должна была поехать к ней и проиграть Рахманинова. Но я знаю, что плохо отработала урок. Пианино в нашей школе ужасное, кто только на нем не играет. И мне стыдно показаться строгой учительнице.

Может, звонит Пархитько? Приехал из Красноярска и хочет повидаться? Он заходит всякий раз, когда ему удается попасть в Москву. Целый вечер играет с моей дочуркой Лизутой. Говорит мало, избегает смотреть на меня — видно, боится вызвать воспоминания о трагедии, которая сделала меня вдовой, а его лишила друга…

А может, это из магазина, насчет пианино?

Наконец ключ нашелся. Открываю дверь и бросаюсь к телефону.

Звоню Софье Владиславовне. Телефон не отвечает. Она, очевидно, в консерватории. Позвонить туда? По где ее там найдешь?

Если приехал Пархитько… Ну, он позвонит еще не раз. Непременно позвонит.

Набираю номер магазина. Слышу в трубке голос:

— Да, звонили мы. Хотели завезти пианино. Отправляем последнюю машину. Вам придется подождать до завтра. Ничего не поделаешь.

— Еще сутки! — вздыхаю я.

— Подождите. На всякий случай я взгляну.

Долго молчит трубка. И опять слышится спокойный голос:

— Уговорил, берут и ваше. Так что вам повезло. Ждите.

— Спасибо!

— Играйте на здоровье.

Надо встретить машину. Подъезд наш неприметный, в самом углу двора. Не скоро его найдешь.