Читаем Полнолуние полностью

Горев, сидя за столом, ни минуты не остается без дела. Один за другим к нему идут люди с какими-то бумагами. Одни он подписывает, едва взглянув, другие долго читает и, возвращая, говорит: «Не пойдет». Третьи откладывает: «Жди!» По телефону отвечает деловито и кратко. Я сижу на стуле у дверей и жду, когда он обратит на меня внимание. Но он даже не глядит в мою сторону, будто вовсе забыл про меня. Но вот в кабинет входит парторг управления Вотинцев. Лобастый, приземистый мужчина лет сорока пяти, останавливается напротив меня, здоровается, спрашивает Горева:

— Не беседовали еще?

— Нет, — отвечает Горев и выходит из-за стола. — Поближе, Рита, поближе.

Я сажусь на стул у его стола. Вотинцев садится на подоконник, загораживая окно.

— Дело такое, — говорит Вотинцев. — Есть решение горкома… Готовится второй слет ударников Подгорска. Придется тебе, Маргарита, сказать слово. От всех нас, отделочников. Честь вам большая, а ответственность еще больше. А сказать есть о чем.

— Она у нас боевая, — хвалит меня Горев. — Ну как?

Полная неожиданность! Значит, они ничего не знают про нашу бригаду? Про Дусю не знают? Про Норкина, от которого нет житья? И я молчу. Вроде бы раздумываю. А мне не о чем думать. Я сразу решила: никаких речей! И на слете мне стыдно появиться. Так неуютно у нас в бригаде после ухода Дуси. Отвечаю:

— Не буду я выступать.

— Почему? — Горев удивленно глядит на меня, а Вотинцев спрыгивает с подоконника.

— Не хочу.

— Трудно в бригаде? — пробует угадать Горев и угадывает.

Я вижу, как он вдруг посерьезнел, и поняла, что в эту минуту мои тревоги стали его тревогами. С Норкиным у меня никогда не было так. С Норкиным я почему-то все время настороже. Не понимаю, откуда у меня такая к нему подозрительность?

— Разваливается наша бригада. О чем же мне говорить на слете? — вырываются у меня слова, похожие на жалобу. Не хотела жаловаться, но получается само собой.

Парторг подходит ко мне, садится на стул напротив.

— Шутишь, Маргарита?

— Какие шутки!..

Я рассказываю о Дусе, о том, как отнесся к этому чрезвычайному случаю Норкин. «Все нормально. Дуся умница, понимает жизнь. Взрослому не пристало шутки шутить»…

— Так и сказал? — удивляется Горев.

— Да он никогда не стесняется.

— Это верно. Брякнет так брякнет, — подтверждает парторг и неловко смеется. — А ты, Маргарита, об этом и расскажи на слете. О Дусе, о Норкине. Какие есть трудности в движении коммунистических бригад.

Мы сидим. Они уговаривают меня выступить, а я отказываюсь. Они убеждают меня, а я свое: «Нет».

— Ладно, — говорит Горев, собирая со стола бумаги, он сует их в портфель, объясняет: — Наш доклад сегодня в райкоме партии. Будут стружку снимать. — И к парторгу: — Ты готов?

— Готов, — отвечает Вотинцев. — Забегу в партком, отчет требуют о росте партийных рядов. Захвачу, — и уходит.

— Вот видишь, какие дела, — говорит Горев. — Трудные дела. Расстроила ты парторга. А мы, между прочим, сегодня с тобой насчет партии собирались поговорить.

— Насчет партии? — не понимаю я.

— Ну да. Мало молодежи принимаем. Почему бы тебе не подумать?

— Кто меня примет? От горшка…

— Ну, ну, знаю, что дальше, — останавливает меня Горев. — В твои годы я уже был кандидатом. Перед боем я и принес парторгу заявление.

— Ну, то бой…

— Да, после боя в партию приняли. Деревню мы взяли. Пуля меня царапнула, но мне и в голову не пришло бежать в санчасть.

Горев оделся, приглашает меня:

— Пошли!

Мы выходим из управления. Он говорит:

— Так что ты не бросай поле боя. И Дусю строго не суди. И себя тоже. Виноваты вы, конечно, это точно, но больше виноваты мы, в частности я. Коммунистический труд… Это что такое? Не только душевное удовлетворение. Он должен приносить благосостояние. Он должен быть самым высокооплачиваемым. Ну какой это коммунистический труд, если после него приходится подшибать халтурку? Ты об этом думала?

— Нет, не думала! — сердито бросаю я. Мне не нравится, Горев как бы оправдывает Дусю. — Что же это такое получается, — возмущаюсь я, — о деньгах мы только и должны думать?..

— Дусю я не оправдываю, нет… Но понять могу. Выйдешь когда-нибудь и ты замуж. Потребности новые появятся, запросы. И мне будет во как стыдно, если свой семейный бюджет будешь поправлять халтурой.

— От меня не дождетесь!

— Ну, ну, не зарекайся! И готовься к выступлению. Это вроде первого партийного поручения. Посмотрим, умеешь ли ты думать…

10

К Октябрьским праздникам спешно заканчивали отделку нескольких домов сразу, и работы было столько, что Норкин был бы рад, если бы мы и ночевали на объектах.

— Ничего, ничего, девочки! — говорит он всякий раз, когда забегает к нам. — Родина требует жертв, а праздник — трудовых подарков. Не жалейте свои белые ручки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза