Полнолуние

На том свидании Джемайма в последний раз позволила себе проявить слабость и высказать сомнения. Отныне она должна быть сильной, несгибаемой. Джемми методично готовилась к заседанию суда, как к спектаклю. Она собиралась в суд, продумывая каждую деталь: опрятная белая блузка, строгий костюм, гладкая прическа, французский маникюр и неброский макияж. Покрасила волосы в спокойный шоколадный цвет, близкий к натуральному оттенку ее волос. Джемайма должна была выглядеть безупречно, но при этом не вызывающе. Образ отличницы подходил здесь как нельзя лучше.

Быстротечные дни незаметно уходили в никуда, не задерживаясь даже в воспоминаниях, перегруженные судебными процедурами. Начались выступления свидетелей – в основном гламурных подруг убитой, которые рассказывали, насколько плохими были отношения у Тессы с мужем и как сильно он ревновал ее к каждому столбу. Дэвид сидел на скамье подсудимых, в тюрьме своего одиночества, сдержанно сложив руки. Он казался безобидным и трогательным, и пряди его русых волос все так же непослушно вились за ушами. Внушала опасения только его странная, непреодолимая отрешенность. Наконец настал день, когда прокурор Джон Рейс сыграл свою решающую партию.

– Ваша честь, я хотел бы вызвать еще одного, чрезвычайно важного свидетеля, – произнес государственный обвинитель и, повернувшись к адвокату, торжественно провозгласил:

– Мисс Джемайма Аннабель Уэйн!

Джемми ждала этого хода – более того, на предшествующих заседаниях она намеренно дразнила противника, заведомо подставляя себя под удар. Но сейчас сделала вид, что ошарашена. Она взглянула на него с растерянностью, затем медленно поднялась, словно поборов гнетущую слабость, и прошествовала для дачи показаний твердым, почти марширующим шагом. При этом мимоходом успела коснуться плеча Дэвида, чтобы ободрить его.

«Удивительно, как никто не видит, – подумал прокурор. – Эта девчонка влюблена в подсудимого до умопомрачения. Можно дискредитировать ее на одном этом основании. У нее не хватит духу обороняться».

«Удивительно, он даже запомнил мое полное имя – значит, уважает», – в это время думала Джемайма, и ее разбирал нервный смех, хотя на самом деле ей вовсе не было весело – скорее жутко. Страшнее, чем тогда, в бунгало, когда она поджидала Дэвида. Однако Джемайма призвала на помощь всю свою выдержку и мысленно дала себе слово не поддаваться на провокации прокурора, не впадать в бешенство.

– Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды? – произнес прокурор Рейс слова присяги, многозначительно подчеркивая каждое слово.

– Клянусь, – принесла Джемайма присягу, положив руку на Библию.

– Мисс Уэйн, – важно начал допрос прокурор, – как давно вы ведете дело мистера Стюарта?

– С самого начала, – с готовностью откликнулась Джемми.

– Вы недавно стали матерью двоих детей, – преувеличенно бодрым голосом сказал Рейс. – Скажите честно, имеет ли обвиняемый Дэвид Стюарт какое-то отношение к их происхождению?

Джемайма громко задохнулась от возмущения, заерзала и даже привстала на месте для свидетелей. Она чувствовала, как это кресло жжет и теснит ее, воображая, сколько убийственной правды и шокирующей лжи выслушало оно за все время существования суда, а теперь безмолвно примет и ее ложь – во спасение Дэвида. Зал суда замер в предвкушении сенсации и «клубнички», все ожидали от нее истерики, взрыва.

– Никого не касается, от кого у меня дети, – холодно ответила Джемайма. – А Дэвид Стюарт бесплоден, поэтому у них с Терезой Дэвис и не было потомства. Можете спросить у него, этому есть подтверждающие документы. Не он отец моих детей.

– Тем не менее у вас был роман, – продолжал гнуть свою линию прокурор Рейс и повернулся к присяжным. – Вот, прошу вас, ознакомьтесь с этими фотографиями. На них изображен подсудимый возле дома мисс Уэйн, в вечернее время суток.

– И что с того? – парировала Джемайма, выдавив из себя язвительную улыбку. – Эти фотографии ничего не доказывают. Никто не видел нас в одной постели или даже целующимися, потому что этого не было. Мистер Стюарт приезжал ко мне, чтобы поработать над его делом, только и всего. Это клевета. Я протестую, ваша честь, и настаиваю, чтобы все слова, относящиеся к моим детям, были вычеркнуты из судебного протокола по той причине, что они затрагивают мою личную жизнь. Я прежде всего адвокат, а потом уже женщина.

Прокурор Рейс видел, что присяжные и зрители симпатизируют этому начинающему адвокату и молодой матери, и стремился разрушить благоприятное впечатление, на котором играла хитроумная мисс Уэйн. Он решил пойти со своего главного козыря, из-за которого и затеял весь этот фарс с вызовом защитника в качестве свидетеля.

– Двадцать второго января вы посетили бунгало, где была убита Тереза Дэвис, и там с вами произошел весьма прискорбный случай, – обратился он к Джемайме с циничной прямотой. – В вас стреляли. Полиции вы сказали, что ничего не помните, но я уверен, что это не так. Полагаю, что в мисс Уэйн стрелял подсудимый Дэвид Стюарт. Признайтесь, это был он?