Полнолуние

Они скоро зашагали, почти побежали вперёд. Зимин ощущал, что уши у него по-прежнему пылают от стыда.

— П-паск-удство, — начал сочинять он. — И пистолета, как назло, не было… Я, как за щит нырнул, рукой — хвать! Нету. Ну, думаю… А тут вторая очередь…

Они миновали прожектор, мгла ослабла, и левее от себя они увидели убитого: бесформенная фигура в балахоне лежала навзничь поперёк дороги. Грубые подошвы солдатских сапог. Автомат валялся рядом, поблёскивая штык-ножом.

— Сашка, — замороженным голосом сказал Горелов. — Сашка, он стрелял… Я думал…

Они подошли к лежащему. Голова его была откинута влево, капюшон плащ-накидки скрывал лицо, и видно было слабо, но обоим было ясно, что это часовой, рядовой Александр Раскатов. Очередь Горелова пробила ему грудь.

— Сука… — с трудом проговорил Горелов, сильно выдохнув. — Это болото… болото, товарищ капитан, попомните мои слова… это оно его… губит, сволочь, не подохло, гадская сила… н-ну…

Он заплакал, и это было жутко: видеть и слышать, как борется со слезами здоровенный парень, как прерывается злыми страдальческими рывками шумное дыхание, крупно вздрагивают плечи, скрипят стискиваемые зубы…

А Зимин, наоборот, успокоился.

— Ну, не реви, — сказал он, зорко оглядываясь окрест. — Кто ж знал.

Всё правильно.

Со стороны железнодорожных ворот плеснулись тревожные голоса и спешный топот.

— Ссука… сссукаа… — сквозь содрогания и слезы твердил Горелов, ничего не видя и не слыша.

Из-за стены тридцать седьмого хранилища выбежали трое бойцов с автоматами в руках. Замерли на мгновенье, кто-то крикнул: «Вон!» — и все трое, разом комично дёрнувшись, как три марионетки на одной ниточке, припустились к насосной.

Горелов рухнул на колени, бросив автомат, и зашёлся в сломавших его рыданиях, схватившись за лицо руками. Зимин стремительно и ясно соображал, как быть дальше.

— Что!.. — задыхаясь на бегу, крикнул издалека Хамидуллин. — Что там у вас?!..

5

«УАЗик» командира бригады одиноко стоял перед зданием штаба. Шёл десятый час вечера, а Клименко всё не появлялся. Давно уже стемнело. По брезентовой крыше машины тихонько сыпал мелкий дождь.

Почти сутки в части царил сумасшедший аврал. Сразу после ЧП Зарудный поднял по телефону командира и замполита, причём второй долго, очень грязно и бессмысленно ругался матом, а первый велел немедля вызвать в расположение бригады Симакова и распорядился тотчас же подать к подъезду машину.

Так начались эти необычайные сутки для рядового Терентьева. С той минуты, как дневальный растолкал его, шофёру удалось поспать лишь несколько послеобеденных часов, и практически все главные события дня разворачивались на его глазах.

Что, впрочем, его не слишком интересовало.

Последовательность же событий была такова.

В ноль часов сорок две минуты Зарудный позвонил Клименко и Сумскому, и сразу же после этого — Симакову, послав Байрамова в казарму за Терентьевым. В ноль сорок пять о ЧП было сообщено дежурному гарнизонной военной прокуратуры. Пока Зарудный звонил, обретший прежнюю безукоризненность и даже успевший почистить сапоги, Зимин руководил в части. Он направил на первый пост бойца отдыхающей смены, снял с караула невменяемого Горелова и, когда тот немного пришёл в себя, отправил его спать. Затем, отозвав подавленного Хроменкова, велел ему привести в полнейший ажур всю караульную документацию, а сам, закрывшись в комнате дежурного по части, сел писать в ведомость изложение происшествия.

Сначала набросал на листочке черновик, отредактировал его, почиркав кое-что, и только в таком, обработанном виде занёс текст в ведомость. Листок сжёг в пепельнице, раскрошил пепел и выбросил вместе с окурками в урну.

Без трёх минут час из расположения бригады выехал Терентьев. Зимин собрал всех дежурных по роте, изо всех казарм, проведя с ними краткий, но плотный инструктаж. В категорической форме сержантам было предложено силами ротных нарядов навести порядок в казармах.

Приступить к выполнению предлагалось немедленно с тем, чтобы к приезду всевозможных проверяющих, расследующих, надзирающих, ругающих и наказывающих везде была идеальная чистота. На восемь ноль-ноль капитан сделал контрольный обход и в случае обнаружения недоделок пообещал строгие меры. Ещё более жёсткий разговор гарантировал начальник особого отдела в том случае, если во время периодических ночных проверок им, капитаном Зиминых, обнаружится, что кто-то из сержантов поднял отдыхающих бойцов из молодых. Лишение лычек и испорченная характеристика — самое малое, что будет уготовано нарушителю, — сообщил он. Закончив на этой ноте, он выдержал усиливающую паузу и спокойно спросил, всё ли ясно. Ясно, чего же тут неясного, — без охоты отозвались дежурные и с тем разбрелись по своим подразделениям.