Возвращение к жизни поначалу оказалось болезненным. Зато определённо подтверждающим, что на тот свет Магистру ещё рано: если уж тело болит и ноет, значит, живо. Божественная магия, с которой довелось ему столкнуться, всё же на порядок сильнее человеческой и сминает защиту даже архимагов. Не удивительно, что весь левый бок, которым Уэллс неосторожно подставился под файербол, прикрывая отход Пэрриша, был обожжён. Пекло его немилосердно. Казалось, от малейшего движения кожа трескается и оползает клочьями. Хотя, может, так оно и было… Магистр лишь подтащил к лицу руку, кое-как рассмотрел обугленные скукоженные пальцы правым глазом — левый не отрывался — и больше глядеть не стал. Прикрыл уцелевший глаз. Замер.
…Помимо сплошного ожога на половину тела ещё и тошнота, головокружение, даже с закрытыми глазами. Отвратительное чувство, что каждая частица плоти дрожит и трясётся; что он вот-вот разложится на элементарные частицы, в существование которых физики уже верят, но ещё не доказали… Ну, здравствуй, долгожданный откат. Как всегда, вовремя. Ничего, главное — сам жив… Он-то жив, хоть и частично; а Пэрриш? Остаётся надеяться. Всё-таки в портал он шагнул первым, потащив его за собой…
Телу, во всяком случае, уцелевшей половине, мягко. Пахнет вокруг душистым сеном. Лошадиным потом. Навозом. А-а, понятно. Пэрриш затащил их в свою конюшню, к любимым лошадкам. Конечно, переход сюда для него самый привычный. А конюшня, как ни крути, пристроена к Резиденции, значит, до своих рукой подать. Если Пэрриш в относительном порядке — он всё устроит. Он на редкость сообразительный малый. Скоро придёт помощь. Можно забыться.
…В следующий раз он очнулся уже в комнатушке для отдыха при собственном кабинете, на излюбленном старом диване, продавленном от частых ночёвок. Боль ушла бесследно, и неудивительно: неподалёку, склонившись над столом, сэр Магнус деловито раскладывал в своём заветном ларчике склянки с препаратами сэр Магнус; а после его вмешательства болеть, как правило, было нечему. В хорошем смысле. Комната освещалась дюжиной свечей, но под потолком, куда их маломощное сияние не добиралось, сгустился густой мрак, как бывало только глубокой ночью. Значит, уже даже не вечер. Значит, времени прошло немало…
Магистр украдкой сжал и разжал левый кулак. Безболезненно. Свободно. Никаких неприятных ощущений. Пальцы, похоже, восстановлены, кожа наросла новая… Вот она и ночь. Магнус, должно быть, угробил на него не менее пяти-шести часов: за пять минут, даже при его мастерстве, такого объёма регенерации не добиться…
Вот он опустил крышку ларца, провёл рукой по замочку… Отодвинул ларчик на край стола, где мерцал свечами двенадцатирожковый канделябр. Из бутыли с явно свежесмешанным составом накапал в стакан двадцать капель, смешал с чистой водой из графина. Повернулся к Магистру.
— Можете не притворяться, Рихард, я же слышу ваш пульс, он у вас как у вполне бодрствующего человека. Вставайте. Вот, глотните-ка для моего спокойствия.
Приподнявшись сперва на локте, а затем и сев, Магистр взял стакан и только сейчас сообразил, что смотрит на мир обоими глазами. Даже они восстановлены…
— В который раз убеждаюсь, что вы Мастер, — пробормотал с уважением. — Благодарю. Будь я на вашем месте — давно бы надоел самому себе.
И одним махом выпил стакан.
Слегка раздваивающийся перед глазами мир задрожал — и вновь перешёл в привычную незыблемую форму.
Сэр Магнус скептически приподнял бровь.
— Да нет, друг мой, в этот раз вы попали пальцем в небо. Лечил вас не я. Так, только курировал. Но получилось весьма и весьма. Правда, кое-что по мелочи пришлось оставить до естественного, так сказать, восстановления…
Магистр оглядел себя придирчиво и строго. Ощупывая, чертыхнулся. Левая половина тела оставалась практически обнажена и сияла восстановленной кожей, по контрасту с обугленными каёмками сюртука и рубахи казавшейся белой и нежной, как у девушки. На левой, пострадавшей стороне головы кололся о ладонь чуть отросший ёжик будущей шевелюры. Ухо и щека были целёхоньки, зато глаз остался безбровый и безресничный.
Красавец, что и сказать. Аполлон.
— А вам здорово досталось, — без особого сочувствия заметил сэр Магнус. — Я нарочно запретил послушникам вас переодевать, чтобы вы сами полюбовались на это безобразие и с вашим богатым воображением представили, каким полусгоревшим куском мяса были всего несколько часов назад. Когда-нибудь в очередной авантюре вы таки сложите голову… мессир.
Последнее слово прозвучало насмешливо.
Магистр упрямо нахмурился.
— Но ведь главное — результат, а его мы, похоже, добились. Что Пэрриш, в порядке?