Полный джентльмен

Так как мне ненавистны скандалы, особенно с участием женщин, и к тому же хорошеньких, я улизнул назад в свою комнату и притворил дверь, правда, не совсем плотно; мое любопытство было настолько возбуждено, что я не мог не прислушаться. Хозяйка бесстрашно пошла на приступ вражеской крепости и ворвалась в нее словно буря; дверь за нею захлопнулась. Я услышал ее громкий голос, негодующие восклицания, но это продолжалось два-три мгновения. Затем ее голос сделался глуше, стал доноситься как завывание ветра на чердаке, затем мне послышался смех, затем... затем я ничего больше не слышал.

Через некоторое время хозяйка вышла из комнаты; на ее лице играла улыбка, она на ходу оправляла чепчик, чуть-чуть сбившийся набок. Когда она спустилась вниз, я услышал, как на вопрос хозяина, в чем, собственно, дело, она ответила: "Ничего особенного, просто дура-девчонка". Я был озадачен еще сильнее, чем прежде, и не знал, что же мне, наконец, думать об этом нарушившем все мои предположения незнакомце, встретившем яростный отпор добродушной горничной и заставившем улыбаться воинственную хозяйку. Он, очевидно, не так уж стар, не так уж противен и вовсе не так уродлив.

Мне снова пришлось взяться за переработку портрета, и на этот раз я нарисовал его совсем иначе. Я признал в моем незнакомце одного из тех полных господ, которых зачастую можно встретить у порога сельских гостиниц. Это вечно потные весельчаки в бельчеровских шейных платках*, нагулявшие жир не без помощи солодовых напитков, люди, повидавшие свет, дававшие под присягой показания в Хайгейте**, привычные к кабацкому быту, знатоки уловок кабатчиков и плутней трактирщиков, прожигатели жизни (но только в малом масштабе), расточители в пределах гинеи, - те самые, что зовут всех официантов по имени, щиплют служанок, сплетничают у стойки с хозяйками и нудно разглагольствуют после обеда за пинтой портвейна или стаканом негуса***.

______________

* Модные в начале XIX века шейные платки, названные по имени знаменитого английского боксера Бельчера.

** Название лондонской тюрьмы.

*** Теплое вино с пряностями, род глинтвейна.

Утро прошло у меня в нанизывании всевозможнейших домыслов. Но так как я каждый раз строил свои системы исключительно на догадках, любой шаг незнакомца выворачивал их наизнанку и повергал мои мысли в смятение. Таковы одинокие занятия лихорадящего ума. Как было сказано выше, нервы мои разыгрались; непрерывные размышления по поводу незримого персонажа начали оказывать свое действие: я впал в тревогу и беспокойство.

Наступило время обеда. Я надеялся, что полный джентльмен будет обедать в зале для проезжающих и что мне удастся, наконец, бросить на него взгляд, но, увы! ему подали обед в его комнату. В чем смысл такого уединения и всей этой таинственности? Нет, он, разумеется, не радикал: в его отчуждении от всего света, в его готовности обречь себя на тоскливое одиночество, - и притом в унылый, дождливый день, - сказываются, бесспорно, повадки аристократа. И, кроме того, для политика, состоящего в оппозиции, он слишком роскошествует. Он потчует себя, видимо, множеством блюд и подолгу сидит за вином, как человек, сдружившийся с безмятежным существованием. И действительно, мои сомнения длились недолго. По моим расчетам, он не кончил еще и первой бутылки, как до меня донеслись какие-то гнусавые звуки - полный джентльмен напевал; вслушавшись, я обнаружил, что это "Боже, спаси короля"*. Ясно, что это не радикал, а верноподданный, человек, верноподданнические чувства которого воспламеняются за бутылкою и который готов постоять грудью за конституцию и короля... когда стоять ему больше не за что.

______________

* Английский государственный гимн.

Но кто же он наконец? Мои предположения сделались совсем дикими. Не является ли он каким-нибудь важным сановником, путешествующим инкогнито? "Как знать, - сказал я себе, окончательно потеряв голову, - быть может, это кто-нибудь из королевского дома; ведь, насколько я знаю, все они - полные джентльмены".

Дождь продолжался. Таинственный незнакомец не покидал своей комнаты и, насколько я мог судить, своего кресла, ибо я не слышал, чтобы он двигался. С приближением вечера залу для проезжающих стали наполнять посетители. Входили новоприбывшие - эти были в дорожных плащах, застегнутых на все пуговицы; возвращались уходившие в город. Иные обедали, иные сидели за чаем. Будь у меня другое настроение, я не без интереса наблюдал бы эту особую породу людей.