– Один из вас не мог дождаться утра и пытался открыть дверь ночью, – сообщил Чарн, оглядывая попутчиков. Кристиан покраснел, Чарн снисходительно улыбнулся. – Попробуете еще раз, мистер Торопыга?
Кристиан опустился на колено. Взялся за ручку – все замерли – и толкнул дверь.
На деревянный пол замело несколько сухих листьев, пахнуло осенью. Кристиан задержался на пороге, вглядываясь в открывшиеся за дверью сумерки, вздохнул и выполз наружу. С той стороны донесся его серебристый восторженный смех. Стоктон опрокинул в себя новый глоток кофе.
Питер жаждет действовать
Вслед за Кристианом вылез Питер – с пыльного чердачного пола на голую холодную землю, под гребень нависшей скалы.
Поднялся на ноги и обнаружил, что стоит на прогалине, на склоне холма – как в природном амфитеатре, очерченном выцветшей травой. Повертелся кругом, оглядывая окрестности. Вокруг в беспорядке валялись поросшие мхом валуны. Хотя… При ближайшем рассмотрении оказалось, что не в таком уж беспорядке – валуны образовывали неровный полукруг, словно зубы в нижней челюсти какой-нибудь ископаемой твари. Одинокое полузасохшее дерево, кривое и сгорбленное, раскинуло ветви над руинами. Руинами ли? Или святилищем какого-то древнего жестокого культа? А может, аналогом современного театра? Кто знает? Только не Питер Стоктон.
На плечо легла рука отца. В траве посвистывал ветер.
– Прислушайся, – велел отец.
Питер наклонил голову, через секунду глаза его расширились.
– С-с-смерть, с-с-смерть, с-с-смерть, – шуршали стебли.
– Это смерть-трава, – объяснил отец. – Если неподалеку люди, она шепчет, как только подует ветер.
Небо над ними походило на запятнанную кровью простыню.
Питер оглянулся – мистер Фоллоуз как раз пролезал сквозь дверцу, чтобы присоединиться к остальным. На этой стороне дверной проем был высечен из грубого камня, сама дверь проделана в склоне холма, уходившего круто вверх. Последним выполз Чарн и закрыл за собой дверь.
– Сверим часы, – скомандовал он. – На моих сейчас 5:40 утра. К 5:40 вечера мы должны быть на обратном пути. Если открыть дверь хоть на минуту позже полуночи, вы не увидите ничего, кроме каменной плиты. И тогда вы застряли. В нашем мире дверь открывается каждые три месяца. Но каждые три месяца там – это девять месяцев здесь, полный срок беременности. А раньше не выйти. Снова дверь откроется только в день летнего солнцестояния, двадцать первого июня. Если у вас плохо с математикой, то… впервые я открыл дверь в этот мир тридцать семь лет назад. Здесь же за это время прошло девятьсот девяносто девять.
– Число зверя, – вспомнил Кристиан.
– Число зверя – шестьсот шестьдесят шесть, – возразил Питер, который много знал о Сатане, инквизиции и Томе Савини[6]
.– Так ты переверни девятьсот девяносто девять вверх ногами, – объяснил Кристиан.
– Говорю по собственному горькому опыту, – перебил их Чарн, – вам не понравится тут застрять. Я провел в здешнем мире большую часть восемьдесят пятого года, меня преследовали фавны, предавали вурлы, пришлось заключать гнусную сделку с големом и служить у генерала Горма Жирного. И еще тут всегда сумерки. Закат догоняет закат. Если мы разойдемся и кто-нибудь не найдет дороги назад, считайте, что он остался.
Господи, как же он любит поговорить, думал Питер. Не охотник, а лектор прямо.
Они двинулись за Чарном по извилистой ленте грубых каменных ступеней. Под ногами трещали высохшие ветки, палые листья взвивались в воздух на каждом шагу.
Внезапно все застыли, услышав вдали громовой рев.
– Огр? – спросил Стоктон.
Чарн кивнул. Рев повторился – тоскливый, безнадежный.
– Брачный сезон, – пояснил Чарн, снисходительно прищелкнув языком.
Винтовка болталась и колотила Питера по спине, ствол цеплялся за ветки. Мистер Фоллоуз предложил помочь понести. Вроде спокойно, без досады. Питер только рад был скинуть лишний груз. Он считал, что и так слишком много тащит. Да и охоту он не то чтобы любил. Сидеть в засаде вообще ненавидел, тем более отец не разрешал брать телефон. Сидишь-сидишь и ни-фи-га не происходит! Разве что стрелять потом прикольно. Он мысленно взмолился всем здешним варварским богам, кем бы они ни были, чтобы добыча появилась поскорее, пока он совсем не подох со скуки.
Кристиан жаждет ночи
Они спускались все ниже и ниже. Кристиан услышал отдаленный шум воды и поежился от удовольствия, как будто уже прыгнул в прохладные волны.
Чарн повел их прочь от ступеней, в лес. Пройдя около ярда, он остановился и ощупал черную шелковую ленточку, свисающую с низкой ветки. Многозначительно кивнул и углубился в отравленный лес. Следуя цепочке таких же неприметных лент, они прошли не более полумили и добрались до укрытия, которое располагалось в двадцати футах над землей и было сложено из лапника на перекрестье ветвей дерева, напоминавшего дуб и все же дубом определенно не являвшегося. На высокой ветке висела замшелая лестница, Чарн опустил ее с помощью раздвоенной палки.