Полный газ

Влетела в фургон и подошла к столу так стремительно, что я и встать не успел. И выглядела куда хуже, чем в прошлый раз. Исхудала еще сильнее, на лбу и на щеках блестела маслянистая пленка пота. Даже через стол, что разделял нас, я чувствовал исходящий от нее жар. И запах – тонкую, едва уловимую вонь гнилой крови.

– Я хочу взять остальные, – заявила она. – Мне нужны остальные. Пожалуйста. Все книги моего сына.

С тихим скрипом захлопнулась дверь у нее за спиной. В моем мире стоял мерзкий мокрый январь: шел непрерывный дождь, все раскисло и почернело, парковочные места превратились в скромных размеров плавательные бассейны. Но в эту долю секунды в проеме двери я увидел другой мир: там летели с небес крупные пушистые снежинки, и неторопливо ехал по дороге черный автомобиль конца пятидесятых. На миг возникла безумная мысль: если сейчас я оттолкну Линн Долан и выскочу из фургона – смогу ли сбежать в прошлое?

Но Линн преграждала мне путь – едва стоящая на ногах, изнемогающая от жара, со зрачками не больше булавочной головки и сухими, растрескавшимися губами. Я обошел стол и взял ее за руку.

– Присядьте, – сказал я. – Пожалуйста, садитесь.

И помог ей опуститься на мой стул.

– Вам можно вставать с постели? – спросил я.

Она вытерла мокрую щеку ладонью, затем обхватила себя руками:

– Со мной все хорошо.

– Черта с два!

– Ладно. Со мной все плохо. Я умираю. Вы же и так знаете, верно? Но мне нужны книги моего сына, и у вас они есть. Вы же из будущего. Я хочу прочесть все, что написал мой сын. – Она смотрела на меня сверкающими глазами, полными слез, но не плакала – и уголок ее рта подергивался в гримасе, очень напоминающей улыбку. – До чего же смешно он пишет! Брэд у меня такой – всегда умел смешить. – И после недолгого молчания: – Не надо было ему туда идти. И никому из наших мальчиков не надо. Это неправильная война. Книга вышла смешная, но и страшная… какая же страшная! – И снова улыбнулась: – Так вот, значит, в чем дело? Всего-навсего? Он подхватил триппер и не знает, как мне признаться, – поэтому и не пишет?

Мы с ней поменялись местами: она, как библиотекарша, сидела за моим столом, а я стоял перед ней, словно пришел за интересной историей.

– Может быть, – ответил я. – Он вообще не очень понимал, как рассказать о том, что видел. И чтобы как-то все объяснить, начал писать книгу. Может быть, уже начал. Там, в вашем времени.

– Да, – как-то странно, напряженно откликнулась она. – Начал. Почти наверняка.

Я повернулся к полке художественной литературы. Собрание сочинений Долана мы держали на видном месте: на него, как на местного, всегда был большой спрос. Провел пальцем по корешкам… и остановился.

Не поворачиваясь к ней, я спросил:

– Что вы хотите с ними сделать… потом?

По голове под волосами поползли мурашки – совсем как при встрече с первым Запоздалым, Фредом Мюллером. Мне было очень не по себе. Должно быть, от того напряженного тона, каким Линн подтвердила, что сын ее на другом конце света почти наверняка уже начал писать свой первый роман.

Она молчала.

Я повернулся – и увидел, что грудь ее бурно вздымается, а влажные глаза сияют торжеством.

– А что, вы думаете, я сделала с первой книгой? – ответила она. – Пусть у моего мальчика будет причина жить дальше.

Внутри у меня все заледенело.

– Подождите, – сказал я, – нельзя отправлять Брэду его же собственные книги, еще не написанные!

– А может быть, если не отправлю, он их и не напишет, – ответила она. – Об этом вы не подумали?

– Нет, нет! Если он просто скопирует книги, которые я отправлю ему в прошлое через вас, то… кто же тогда их написал?

– Мой сын. Один раз написал, и снова напишет. И снова я их прочту и передам ему.

В тот вечер с Терри Галлахером, Лореном Хейесом и Ральфом Таннером я уговорил три полных стакана бурбона, – но даже тогда голова не кружилась так, как сейчас, когда я, трезвый как стеклышко, стоял посреди библиотечного фургона и разговаривал с мертвой.

– Мне кажется, путешествия во времени так не работают, – проговорил я наконец.

– Еще как работают, – спокойно ответила она. – Книги моего сына существуют. Вот они. И будут существовать, прочту я их или нет. Так что, мистер, вам решать. Позволите ли вы мне сделать последнее в жизни доброе дело? Совершить еще одно чудо?

– Что? – переспросил я. – Что вы сейчас сказали?

В этот миг я покрылся потом, как она, – и, пожалуй, ощутил такую же слабость и лихорадку.

– Вы позволите мне уйти спокойно и счастливо? – терпеливо повторила она. – Или нет? Решать вам. Я могу провести последние дни так, как всегда хотела. Мой сын – пусть не во плоти, но в своих историях – будет рядом. Вы готовы стать тем человеком, который откажет мне в последнем желании?

Нет. Я не готов был стать таким человеком. Я повернулся к полке и молча грохнул на стол разом все собрание сочинений Брэда Долана.

* * *

Свой последний роман Брэд Долан тоже посвятил матери. Это посвящение звучит так: Еще одна книга для моей матери, без которой я не написал бы ни единого слова.