Полный курс актерского мастерства. Работа актера над собой

С Виктором Карловичем я часто встречалась в разных местах. И при каждой встрече ощущала его доброе отношение.

Последнее наше общение – по телефону. Он позвонил после спектакля «Восточная трибуна» и разговаривал так, будто мы вчера только расстались, хвалил спектакль, хвалил меня. «Но главное, что я тебе хотел сказать, – у тебя такие красивые ноги! Ты в такой замечательной форме! Молодец! Привет Фролову». Это было незадолго до его смерти.

Теперь увидимся в другом измерении, где так много близких, дорогих и любимых.

Учитель всегда выше Владимир Заманский [32]

<…> Виктор Карлович Монюков.

Вообще, ученик как таковой никогда не может быть выше учителя. Эта евангельская мысль непреложна. Все начала, все азы, все то, что на первых ступенях дает педагог ученику, если у того достаточно хорошие зрение и слух, может сделать из него артиста, а может гайер-актера, пополнив театр еще одним индивидуумом, заботящимся больше о себе. Ведь по сути дела – театр в идеале – это, конечно, некое собрание людей, единомышленников, которые могут всмотреться друг в друга, друг друга понять. И, кстати говоря, истинный артист всегда мечтает об этом. <…>

Виктор Карлович из числа тех, кого я знаю по Школе-студии. Он был тем самым педагогом, который так нужен начинающим жизнь в театре. Это его и отличало от тех актеров, которые тогда еще остались и преподавали и которые могли прекрасно показать нечто, чему подражать было бессмысленно. Сам показ мог натолкнуть на какую-то идею, но показ как таковой для меня, например, это самый примитивный педагогический прием, у кого бы он ни был, кем бы он ни был показан – П.В. Массальским ли, А.Н. Грибовым. У Виктора Карловича наблюдалось другое, он, безусловно, на мой взгляд, последователь почти в абсолюте учения Станиславского. В силу того, что и ум, и внутреннее его содержание позволяли нечто добавить к этой системе, но добавить таким образом, что шло это от него, и было понятно ученику, и входило в то, что, в общем, в полной мере объять Станиславскому или Немировичу не удавалось. Должны были быть продолжатели, и, если мы об этом заговорили, они были, вспомним хотя бы Л.А. Сулержицкого.

Очень хорошо говоря о системе Станиславского, Виктор Карлович пытался создать свою, определенную, достаточно жесткую схему существования актера на сцене. Помню, его упрекали в том, что это сухо, что это ученику не очень помогает, а только заставляет следовать за ним и достаточно точно повторять то, что он требует. Не знаю, как другим, мне это никогда не мешало, потому что я и люди более одаренные делали из этого вывод, размышляя, могли продолжить его идею, обогатив своим, оригинальным содержанием, чему он искренне радовался. Это и есть отличие настоящего педагога от тех блистательных, так сказать, «показывателей», от тех замечательных артистов, которые не обладали ни его интуицией, ни его умом, ни его нутром, его способностью сближения с учениками, с теми, кто ему нравился по-настоящему. И это давало ему возможность вырастить хорошего актера, если у актера было к этому и желание, и чуть-чуть, не могу сказать иначе, дружеское, любовное отношение к своему педагогу.

Когда я говорю о тех, кто хорошо показывал, я совсем не хочу сказать что-то плохое. Это был их способ соединения с учеником. Мне кажется, что Виктор Карлович, Витя, шел своим путем. Этот путь был не так ярок, не так блистателен внешне, но ученику лично мог дать больше. На меня он произвел очень сильное впечатление, да и на многих, именно в силу этих причин, особенно на первых курсах, точнее, первом и втором. И это я считаю самым главным.

Виктор Карлович обладал жестким характером, при столкновениях с ним, а такое бывало уже позже, он его выказывал очень серьезно, и этим надо объяснить нелюбовь к нему многих во МХАТе. Но Виктор Карлович умел сочетать достаточную жесткость характера, которая, очевидно, педагогу часто необходима, с необычайной проницательностью, он был прекрасным психологом.

Если бы Виктор Карлович жил во времена другие, например, итальянского Возрождения, он, безусловно, обладал бы мастерской, конечно же актерской мастерской. Только имея свою мастерскую, своих людей, которые близки тебе, и людей, которые влюблены в педагога, можно было бы идти дальше, к созданию своего театра. Недаром эти ночные походы по улицам с чтением стихов после вечерних занятий. Виктор Карлович очень хорошо знал поэзию, и она была в известном смысле рычагом для того, чтобы понять ученика, дать ему некоторый импульс в ощущении прекрасного. Он не стеснялся приглашать студентов к себе домой, мог ввести в семью, к своим тетушкам, показать московский быт, который, к сожалению, уже ушел, но тогда еще существовал.