Полный курс русской истории: в одной книге

Но почему Иван Третий выбирает в качестве повода для захвата Твери союз княжества с Литвою? Ведь по сути-то тверской князь имел полное право на выбор союзника? А вот отсюда растут ноги всей последующей политики сначала Москвы, затем России: обвинение в пособничестве врагу очень помогает в деле государственного строительства. Не одна Тверь была обвинена в особых склонностях к Литве. За ту же самую пролитовскую ориентацию была «присоединена» к Москве и Рязань, причем для этого следующему московскому князю пришлось найти и прикормить одного рязанского боярина, Коробьина. Этот Коробьин очень удачно провел доверенную ему работу: подготовил мнение остальных бояр и фактически руководил низложением собственного князя. Обвинение в ориентации на Литву стало в это время смертным приговором. Средневековому человеку, живущему в пространстве веры, долго объяснять, почему Москва хорошо, а Литва плохо, не приходилось: Литва не считалась православным государством. Вопросы веры, знаете ли, в это время воспринимались очень серьезно. А если учесть, что в Московии имелся огромный штат воспитанных Ордой батюшек, то они-то уж старались доказать, почему «за Литву» нужно наказывать своевольных соседей. Пропаганда была так хорошо поставлена, что и в землях этих своевольных соседей люди задумывались, а хорошо ли идти под Литву, а не под Москву? Не попадет ли случаем православный прямо в лапы проклятых латинян, которые будут ему всю душу выпытывать? До конца XIV века такими вопросами не задавались: Литва для лежащих к западу от Москвы княжеств была не захватчицей, а освободительницей. На литовских землях не платили ордынскую дань, туда не наезжали баскаки, Литва спасала эти земли от того, что так спокойно и с чувством приняла Москва, – от ордынского ига. Но в 1386 г. литовский великий князь Ягелло, или Ягеллон, мать которого была тверской княжной Ульяной (Юлианией), воспитанный в православии, женился на польской наследнице Ядвиге и стал польским королем, для чего он спокойно перешел из православия в католичество (трон-то дороже веры). Так на карте возникло новое государство, Речь Посполитая, то есть династический союз Польши и Литвы. Польская часть была фактически католической, литовская – смешанной, наряду с латинянами там была масса православных, некоторые сбежавшие от Москвы земли были сплошь православные. Но с созданием унии на эти земли хлынули католические миссионеры. При Казимире Четвертом был принят ряд законов в пользу католиков, тут православные несколько перепугались и стали искать, как бы им выйти из Литвы. Некоторые князья побежали к Москве, а поскольку вместе с князем «бегали» и его земли, то получалось, что бежит князь, и вместе с ним земля переходит под власть московского князя. Впрочем, процесс был странный. Перебежав к Москве и некоторое время пожив под Москвой, многие князья понимали, что даже католичество лучше этой Москвы, и снова пытались бежать, теперь уже назад, в Литву, и тоже со своими землями. Однако тут-то им уже совсем не везло: получалось, что, попав под Москву, князь утрачивал всякое право перехода назад, земли его ему уже не совсем и принадлежали: в Москве были другие порядки, раз княжеские земли оказались частью Московского государства, обратного выхода они уже не имели. Князь, если желает, мог бежать, но налегке, без собственности. Таким вот образом бежавшие вынуждены были оставаться под московским князем. А перешло из-за угрозы латинизации достаточно земель. Князья в них «принимали условия зависимости, выработавшиеся в Москве для добровольно поддавшихся удельных князей: они делались постоянными и подчиненными союзниками московского государя, обязывались служить ему, но сохраняли при себе дворы, дружины и не только оставались или становились вотчинниками своих владений, но и пользовались в них административными правами, держали свое особое управление. В такое положение становились передававшиеся Москве владельцы мелких княжеств по верхней Оке, потомки св. Михаила Черниговского, князья Белевские, Новосильские, Воротынские, Одоевские и другие. Примеру их последовали потомки Всеволода III, князья черниговский и Новгород-северский, сын Ивана Андреевича можайского и внук Шемяки. Отцы их, когда их дело в борьбе с Василием Темным было проиграно, бежали в Литву и там получили обширные владения по Десне, Семи, Сожу и Днепру с городами Черниговом и Новгородом-Северским. Отец одного и дед другого были злейшими недругами Василия Темного, своего двоюродного брата, а сын и внук, стоя за православие, забыли наследственную вражду и стали подчиненными союзниками Васильева сына. Так московский союз князей, расширяясь, превращался в военную гегемонию Москвы над союзными князьями».