Полный курс русской истории: в одной книге

Северо-Восточной Руси, их хозяйственной деятельности. По его собственным словам, он надеялся найти «самый обильный и свежий источник для изучения участия монастырей в колонизации Северо-Восточной Руси», однако так и не нашел. Ни постоянные поиски по книгохранилищам и архивам, ни розыски в существующих монастырских библиотеках ничего не принесли, многочисленные Жития средневековых русских святых были изучены, систематизированы, соотнесены с летописными текстами. Вывод был ясен: источник наименее заслуживает доверия, но при скрупулезном анализе можно выявить важные сведения о месте написания жития, его авторах, дате, существующих реалиях. Диссертация не вызвала активного неприятия, хотя и затрагивала болезненную для официальной церкви тему, рассматривая Жития не как акт Божественного откровения для их авторов, а как вполне ремесленную работу со своими законами, канонами, стилем и формой. Третья работа, докторская диссертация «Боярская дума Древней Руси», вызвала такой шквал нападок, какого не ожидал и сам автор. Точнее говоря, собственно момент защиты прошел спокойно. Но вот когда работа Ключевского прошла в третьем издании, началась буря. Современники наконец-то осознали, какую истину глаголет им историк. Истина была омерзительной для самодержавного и патриотического уха: оказывается, наряду с единовластным господином на Руси и не только во времена Ивана Грозного присутствовала некая вполне конституционная власть. Ключевский находил эту конституционную, то есть ограничивавшую любое самовластие, структуру даже при первых исторических князьях. И патриотам это совсем не понравилось! Сами подумайте! Принято считать, что какой-нибудь самовластный Владимир или Ярослав принимал решения самостоятельно, а тут получается, что он был вынужден их согласовывать, гадость ведь получается!

И – началось…

Как пишет исследовавшая эту свару и травлю Ключевского М. С. Нечкина, «нападение было совершено столичной петербургской знаменитостью, лидером в области истории русского права, заслуженным профессором императорского Санкт-Петербургского университета В. И. Сергиевичем. Фактический материал Сергиевич хорошо знал, язык древних документов понимал, мог цитировать материалы наизусть… Свободное оперирование фактами и формулами на старинном русском языке производило сильное впечатление и придавало концепции наукообразность. Литературное оформление нападок на Ключевского не было лишено блеска: короткие, ясные фразы, впечатляющее логическое построение, язвительность иронии были присущи главе петербургских консерваторов». С этой-то язвительностью и иронией Сергиевич и атаковал своего оппонента. Чего только он по поводу выводов ученого не высказал – ив неточности высказываний обвинял, и в неправильном прочтении древних текстов, и даже в прямой фальсификации. В ответ на «правообразовательные функции Думы» и ее законодательную деятельность Сергиевич возопил, что Дума просто придумана Ключевским, что у этого средневекового учреждения никакого определенного круга обязанностей не было: она делала то, что ей приказывали, и только. Шел 1896 год. Вопрос о статусе Боярской думы из исторического стал политическим. Какая, к черту, Дума, хоть и Боярская, если есть один законотворец и правитель – великий князь, царь, император! А этот, с позволения сказать, историк твердит, будто бы при живом Хозяине есть целый круг людей, от которых может пострадать монаршия воля! Нелепость! Однако Сергиевич все же был ученым, поэтому вынужден был заметить, что в Судебнике 1550 года присутствует некая странная статья, совершенно ограничивающая царскую власть, по поводу этой нелепости он и сказал с непониманием: «Здесь перед нами действительно новость: царь [неожиданно] превращается в председателя боярской коллегии».

Увы и ах!