Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ (сборник)

Даже если воспринимать согласие Авраама принести в жертву Исаака как высшую подчиненность Божией воле, я сказал бы, что Авраам распоряжался сыном как своей собственностью (и собирался зарезать свое детище, чтоб заработать благосклонность Иеговы: скажите, соответствует ли это нашим с вами моральным представлениям?). Добро еще что Иегова просто устроил Аврааму розыгрыш – но Авраам-то делал все на полном серьезе. Исаак вообще постоянно вляпывался в какие-то истории. Смотрите, что произошло после того, как отцом стал он сам. Иаков не убил его в конечном счете, но выцыганил у него право первородства путем подлога, с издевкой над его слабовидением. Такая подлость, думаю, и гаже, и нахальнее порядочного отцеубийства.

Все претензии древних и новых (des anciens et des modernes)[390] обычно взаимны. Начиная со знаменитого спора XVII века, к которому восходит эта формула. Да, верно, Перро, а за ним Фонтенель утверждали, будто творения современных писателей более продвинуты, чем произведения предшественников, и, следовательно, новинки лучше, чем старье (после чего po è tes galants[391] и esprits curieux[392] особенно усердно работали в новых жанрах – опера, рассказ, роман). Но спор-то сперва возник из ядовитой критики Буало в адрес новых, из недовольства всех тех литераторов, кто ратовал за подражание старинным авторам. Да и впоследствии споры сильно подогревались язвительными филиппиками «древних». Любым новаторам всегда и везде противостоят laudatores temporis acti. Нередко преклонение перед новизной и резкое отторжение прошлого как раз и рождаются как ответ на всеохватный консерватизм.

В мои времена существовали «Новейшие поэты»[393], но нам преподавали в школе, что за две тысячи лет до этих в Древнем Риме тоже была школа poetae novi[394]. Во времена Катулла термин modernus еще не употреблялся и слово novi было самоопределением поэтов, черпавших вдохновение в лирике греков, в противовес традиции латинян. Овидий в «Науке любви» писал:

Пусть другие поют старину, я счастлив родиться
Ныне, и мне по душе время, в котором живу!
Не потому, что земля щедрей на ленивое злато,
Не потому, что моря пурпуром пышным дарят,
Не потому, что мраморы гор поддаются железу,
Не потому, что из волн крепкий возвысился мол, –
А потому, что народ обходительным стал и негрубым,
И потому, что ему ведом уход за собой (iii,

120 слл.)[395].

О том, что новые страшно раздражали апологетов ушедшего времени, нам говорит Гораций, использовавший в значении «современный» наречие «недавно»:

Я негодую, когда не за то порицают, что грубо
Сложено иль некрасиво оно, а за то, что – недавно,
Требуют чести, награды для древних, а не снисхожденья
(Послания, ii, 1,75 слл.)

[396].

То же самое отношение проявляют сегодня некоторые рецензенты, ругая молодых романистов за то, что те пишут не так, как писали в «их время».

Термин modernus появился, как раз когда оканчивалась эпоха, которую мы называем Античностью, то есть около v века н. э., когда во всей Европе установились действительно темные времена, предшествовавшие Каролингскому возрождению. Эти времена из всех возможных кажутся наименее «модерновыми». Но я должен сообщить вам (парадокс, но факт): в эти-то темные века, после того как воспоминания о былом величии потускнели, после того как от прежнего мира остались только обломки, уродливые, обгорелые, тихо наметилось обновление, которого сами новаторы не заметили. На самом же деле именно тогда начали складываться новые европейские языки – думаю, самое новаторское, самое культурно-потрясающее явление за две тысячи лет. Параллельно этому и классическая латынь начала превращаться в средневековую. Появились у деятелей культуры и первые признаки гордости за собственное новаторство.