Полный вперед назад, или Оттенки серого

Разговор вращался вокруг крейсерской высоты перелетов вида Cygnus giganticus и построения птиц в виде восьмерки — что служило этому причиной?

— Порой они летят так высоко, что вообще не похожи на лебедей, — заметила госпожа Кармазин.

Однако лебеди недолго служили предметом беседы — всеобщее внимание было приковано к свинцовой пуле, которая не замедлилась и не остановилась, как следовало ожидать от маятника меньше фута длиной, а все больше раскачивалась.

— Как занятно! — воскликнула госпожа Кармазин; мы подумали в точности то же самое.

Размах колебаний маятника увеличивался — пока свинцовая пуля не стукнулась о нижнюю боковую часть косяка с резким стуком, а вскоре последовал и второй удар — пуля ударилась о противоположную сторону. Качание маятника еще усилилось, и через минуту проволока сделалась невидимой, свинцовая пуля — нечетким полукруглым пятном, а шум — отрывистым стаккато, все нарастающим, пока оно не переросло в непрерывный гул. Кое-кто из обедающих в смятении откинулся на спинку стула.

Деревянный косяк от постоянных ударов дал трещину, проволока порвалась, и пуля отскочила, брякнувшись о буфет, расколола стакан госпожи Ляпис-Лазурь и вылетела в окно, проделав в стекле дырку почти правильной формы.

Люси по-прежнему молчала — да и что было говорить? Обри мужественно пообещал, что он заплатит за ущерб, — в устах рожденного желтым это звучало почти извинением.

— До того как вы спросили, — сказала Люси, — я понятия не имела, как оно работает. Но оно работает.

— Это то, что заставляет работать моторчики, — пробормотал я, основываясь на словах апокрифика о том, что для Прежних музыка была всем, — и зажигаться лампочки, наверное, тоже.

— Как это происходит? — спросила госпожа Кармазин: вопрос, на который никто никогда даже не пытался дать ответа.

— Может, где-то есть гигантский камертон, — предположила Люси, — или несколько связанных между собой камертонов. Они все вибрируют в лад, подпитывая друг друга, и посылают вибрации в окружающий нас воздух.

— Итак, все это колеблется уже пятьсот лет, — заметил мой отец. — Должно быть, камертон просто громадный.

— Колоссальный, — тихо подтвердила Люси.

Настала тишина: все размышляли о вещах, не нашедших пока что объяснения. Например, нагревательные элементы в бойлерах, которые дважды в день на час доводили воду до состояния кипятка, и доявленческие стекла, которые сами собой омывались в полдень.

— Кроме того, — закончила Люси, — я обратила внимание, что в местах с сильными колебаниями парящие предметы поднимаются на два-три дюйма выше. А значит, есть связь между музыкой и тяготением.

После такого представления мы ели пудинг молча. За ним последовал чай с лимоном. Потом госпожа Ляпис-Лазурь рассказала о деле всей своей жизни — исследованиях в области штрихкодов: несмотря на тщательное изучение этого вопроса и продуманные доводы, у нее было куда больше теорий, чем фактов. Она распознала семь вариантов из тридцати одного известного, но все еще не могла правдоподобно объяснить, какое преимущество было у кодов над числами и почему почти все предметы имели их. Речь шла не только о доявленческих артефактах, но практически обо всем — от перпетулита до дубов, ятевео, слизней, плодовых мушек, корнеплодов, даже и до нас самих, ведь на каждом ногтевом ложе левой руки мы носили нечто чрезвычайно похожее. Госпожа Ляпис-Лазурь придерживалась того мнения, что Прежние проводили периодические инвентаризации и нуждались в сведениях не только о том, где лежат товары, но и том, сколько их. Это походило на правду: желание Прежних считать предметы, чтобы контролировать их, было общеизвестно. Она также заметила, что некоторые вещи имели только частичные или «остаточные» коды — нечитаемые пятна на шее у обезьян, например, — а у некоторых их не обнаруживалось вообще: у летучих мышей, яблок, самих штрихкодов и рододендронов. Завершив свое выступление, она сорвала аплодисменты и скромно поблагодарила всех нас, не забыв сказать, что библиотекари очень квалифицированно помогли ей в этих исследованиях.

Остаток вечера прошел не столько в дебатах, сколько в общей болтовне, и к тому времени, как собрание подошло к концу и карточка цвета лайма описала круг, все уже были лучшими приятелями. Даже Салли Гуммигут вела себя сравнительно терпимо — и даже отпустила шутку насчет скрюченного пальца ноги, который Банти нашла в кармане своего передника.

Я добрался до дома за час до выключения света. Отец велел мне не дожидаться его, так как он поможет госпоже Охристой прибраться. Фонарь погас через двадцать минут после того, как я лег в постель. Я немного послушал, что выстукивают по радиаторам. В основном всех интересовали подключение к цветопроводу, приезд цветчика и еще — найдутся ли дураки, достаточно смелые, чтобы отправиться добровольцами в Верхний Шафран? Говорили даже обо мне и о моей попытке спасти Трэвиса прошлым вечером. Мнения разнились: «двинутый», «смельчак», «думаю, у него классная попка».