Полный вперед назад, или Оттенки серого

— Мы обошли примерно половину нашего сектора, — сказал Дуг, отхлебнув воды, — и движемся в хорошем темпе. Хочешь посмотреть кое-что очень интересное?

— Ты не станешь синеть?

Он засмеялся.

— А, ты тоже видел этот вставной номер? Нет. Это недолго, выйдем за пределы — и сразу назад.

Дуг открыл ворота, и мы пошли по гладкой перпетулитовой дороге к Внешним пределам. Они представляли собой всего лишь ряд деревянных столбов, вкопанных через каждые двадцать ярдов, на расстоянии пятисот ярдов от границы. Украшенные красным хламом — тем самым обозначался доминирующий в городе цвет, — они подновлялись ежегодно во время празднеств по случаю Дня основания. Формально Внешние пределы были рубежом нашего мира, но полоса земли между границей и столбами традиционно считалась Зоной терпимости, где каждый мог развлекаться с чуть большей степенью свободы. Здесь разрешалось прогуливаться, думать, беседовать, танцевать, прижимаясь друг к другу, устраивать импровизированные пикники, кричать и даже совершать неблагопристойные поступки, больше подходящие для склада шерсти, — лишь бы все делалось с необходимой осторожностью.

Мы дошли до столбов, и Дуг с ухмылкой показал на дорогу.

— Ну как тебе?

Это часто происходило с листвой, иногда — с мелкими зверьками, но чтобы с большим животным, как жираф? Я видел такое впервые. Несчастное создание упало замертво на дорогу, и органопластоидная смесь не стала спихивать жирафа на обочину, решив поглотить его.

— Дорогу в Мрачный Угол почти не прикрывают деревья, — объяснил Дуг, — а покрытие сильно пострадало, когда жгли рододендроны. Оно поглощает все, что только может.

Жирафа пожрали, как опавшие листья, — от него остался лишь силуэт на гладком перпетулите. Ясно были различимы скелет, и на покрытии проступал даже сетчатый узор шкуры. Кости и зубы ломались, и след белой кальциевой пыли тянулся к дорожной разметке.

— Занятно, — сказал Дуг. — Он тут всего шесть дней. Пойдем, нам пора.

Мы миновали ворота, и я рассказал Дугу о внутренней границе у Виридиана — перпетулитовой дороге в десять раз шире этой. Обочины ее залили бетоном, а питательных веществ поблизости не было, и она жадно поглощала любое живое существо, имевшее несчастье ступить на нее: финк-крыс, неосторожных собак и даже птиц, — с пугающей скоростью.

— Похоже, это и вправду опасно.

Я пожал плечами.

— Мы выросли рядом с этим. Внутренняя граница у нас — это действительно граница. Лишь большой глупец или большой храбрец рискнет перебежать через нее, даже в обуви с бронзовыми подметками. Но есть и плюсы — мы не суемся в Великую Южную конурбацию, а бандиты не высовывают носа оттуда. А это что?

Я показал на пару кожаных ботинок, концы которых высовывались из-под эвкалипта, примерно на полпути между границей и пределами. Это выглядело необычно: такие ценные предметы не выбрасывали, а случайно потерять ботинки не так-то просто. Мы подошли, чтобы разглядеть все в подробностях, и увидели, что ботинки никто не снимал — они до сих пор были на Трэвисе Канарейо. Но вряд ли они понадобились бы ему впредь, потому что Трэвис был убит, убит молнией. Не обычной, оставляющей ожоги, а шаровой, которая страшно обезображивает человека. Почти вся голова сгорела, но черты лица все еще оставались узнаваемы. Вокруг него весело жужжали мухи. Руки его уже распухли и лоснились. Он даже не успел выбраться за Внешние пределы.

— Это сильно расстроит господина Циана, — заметил Дуг, морща нос, — в воздухе витал запах гниющей плоти. — Он ненавидит бумаготворчество.

Дуг отправился звонить, а я решил поглядеть на тело вблизи. На противомолниевую защиту тратилась масса времени, энергии и ресурсов, но это была первая жертва молнии, которую я видел воочию, — если не считать предостерегающих снимков, еженедельно помещаемых в «Спектре».

Дыша через рот из-за трупного запаха, я внимательно осмотрел голову. Она была сильно обожжена изнутри и выглядела куда более впечатляюще, чем головы убитых обычной молнией, о которых я читал. Мне стало любопытно. Я поднял палочку и осторожно ввел ее в полость черепа. Наклонившись ближе, я аккуратно нащупал и вынул расплавленный слиток металла размером с шахматную фигурку. Я глядел на него несколько мгновений, соображая, что это такое, а потом быстро завернул его в платок. Потом я оглянулся — Трэвис, насколько я помнил, покидал город со своим маленьким чемоданчиком. Загадка вскоре разрешилась: рядом шла перпетулитовая дорога, и искомое обнаружилось разбросанным вдоль обочины из бронзы.

— Что тут у тебя? — спросил вернувшийся Дуг.

— Смотри. — Я показал на дорогу, где еще виднелись очертания чемоданчика. — Чемодан, должно быть, упал на дорогу. Кожа переварилась, а непоглощаемые предметы оказались на обочине.