Поломанные Константы

Мерное, тихое, необычайно вкрадчивое на слух гудение, похожее на вздох далекого исполина, наполняло пространство. Воздух тихо дребезжал и вибрировал. Гул, вот уже три дня сопровождавший безмятежную летнюю дремоту маленького приморского городка, никак не проходил. Казалось, он врос в окружающий мир, просачивался через лазоревое небо, исходил из бесшумного дыхания моря, смешался с землей. Источник странного монотонного гудения найти не получалось, и понаехавшие за эти дни ученые отнесли все на счет высоких южных температур и неизученных атмосферных явлений. Назвали гул новым парадоксом природы и для перестраховки усилили наблюдения за спокойными сейсмодатчиками. Городское телевидение, от лица приезжего доктора наук, пойманного на одном из пляжей, успокоило жителей, что гул – это явление безопасное, даже обычное, просто неизученное, и бояться его – все равно что бояться гула пчелиного роя. Так же бессмысленно! К тому же нет ни одного города на Земле, кроме тех, что за семьдесят третьей параллелью арктических широт, где бы шума не ощущалось… Вот триста лет назад тоже гудело! И еще как гудело! Даже в катренах Нострадамуса было описано: «Великий гул, от засухи идущий и солнца жар передающий нам!» Глобальное потепление, жара, можно сказать, несусветная! Вот все и гудит, от накала! А в Арктике не гудит, потому что там холодно! Почему гудение слышно и в Антарктиде? Запросто – воздушные африканские массы и так далее…

– Сразу видно, что про пчел он знает только одно – они делают мед! – рассмеялась тетушка Аня.

– Так он же сейсмолог, а не пчеловод, – попыталась оправдать доктора ее племянница Вика.

– Он вообще ничего не знает, мама-тетя, – сообщила из вороха цветных кубиков четырехлетняя Эля, – а Гул – он нехороший, страшный.

– Это явление природы, сокровище мое, – ответила Вика дочери, – давай нашего любимого Чарли Чаплина посмотрим?

– Нет, – Элька так сильно закрутила головкой, что золотые кудряшки заметались, как солнечные зайчики.

– И что дети стали такими грамотными? – тетушка подняла брови. – Викуля, «попрыгай» по каналам, а то насмотрится, и спать не будет.

Виктория взяла пульт дистанционного управления и направила его на телевизор. Каналы вещания стали быстро сменять друг друга.

– Вот! – мелькание каналов прервалось. – Вот тот тип, о котором я тебе рассказывала, тетушка. Ты только посмотри, теперь его и телевизионщики заметили… Кого-то он мне напоминает.

На экране блондинистая дикторша с очаровательно-глупой улыбкой на лице допрашивала пожилого на вид мужчину, явно бомжа.

«Это не просто Гул! – бомж наставительно поднял вверх палец. – Это начало вашего конца!»

– Ненормальный! – прокомментировала тетушка, и Вика выключила телевизор.

– Ника, – спросила тетушка, назвав Викторию ласкательно, как в детстве. – Может, съездишь в банк, снимешь немного, да мотнем куда-нибудь на отдых из этой гудящей жары?

– А работа, тетя?

– Сколько тебе говорить, не нужна тебе работа, когда ты учишься! – возмутилась тетушка. – Я вернулась не для того, что бы ты разрывалась между работой, ребенком и учебой, все! Собирайся, поедем отдыхать. В двадцать три года просто неприлично сидеть дома и нигде не побывать!

Виктория давно перестала спорить со своей теткой, на поверку Анна всегда оказывалась права.

Анна была человеком современным, коммуникабельным и приятным. Когда ей было девятнадцать лет, матушку Виктории – старшую сестру Анны с восьмилетней дочерью на руках бросил муж. Анна, не помнившая погибших давно родителей, не захотела быть обузой и, вопреки уговорам сестры, уехала в знойную Турцию на заработки, при этом бросив институт, в котором сейчас училась ее племянница Вика, или Ника. Попав в Турцию, Анна поняла, что способ заработка здесь один, и, смирившись, занялась освоением древней профессии. Сестре же писала, что работает продавщицей в магазине. Вскоре красавица Анна стала помогать сестре, высылала деньги и вещи для Никули. Прожив в Турции три года, Анна отправилась в Испанию. Там совершенно неожиданно выскочила замуж за престарелого векового дона, богатого и процветающего. Через шесть лет дон благополучно отправился к Богу, а Анна со свойственной всем русским простотой и естественностью оказалась единственной наследницей немалого состояния и процветающего бизнеса, совершенно равнодушно восприняв протесты испанских «родственников». Как ни странно, под ее руководством дела небольшой мануфактурной компании пошли в гору, прибавились дочерние предприятия, и родственники дона угомонились, получая все возрастающие дивиденды. Анна по-прежнему посылала деньги сестре, точнее, ежемесячную пересылочную работу осуществлял шурин, работающий на нее. Так Анна прожила в Испании еще пять лет, когда неожиданно узнала, что никакой помощи от нее сестра не получает, как, впрочем, и писем. Шурин незамедлительно был уволен, «родственники» отлучены от кормушки, а Анна буквально бросилась на родину, снедаемая неприятным предчувствием.