Поломанные психи (СИ)

— Заткни свой учёный рот и сдохни, — тихо рыкнул Драко. Он так противно себя чувствовал, что от умничания Гриффиндорской заучки кипели мозги.

Гермиона округлила глаза. Её явно оскорбила эта фраза, и оскорбила сильно. Она отодвинулась на самый край дивана и скрестила руки на груди, гордо приподняв подбородок и отвернувшись от парня.

Его это даже насмешило. Она такая миленькая, когда обижается или злится. Так вот почему он её выводит — ему нравится смотреть на неё, когда она злится.

Драко резко нахмурился. Он не понимал, что с ним происходит.

— Да ну, Грейнджер, ты что, обиделась?

— Представь себе, — буркнула девушка, не оборачиваясь на него.

Слизеринец усмехнулся.

— На что?

— На то… Что ты меня оскорбляешь.

Он уже довольно громко хмыкнул.

— Если бухло отшибло тебе память, то напомню, что мы оскорбляем друг друга с первого курса. А теперь серьёзно ответь.

Гермиона заколебалась, в поисках достойного ответа, а затем пробурчала:

— Из-за тебя я опоздала на уроки и плохо себя чувствую.

Наступила короткая пауза. Драко, насмешливо выгнув брови, смотрел на Гриффиндорку. Та осторожно обернулась на него, но, увидев, что он на неё смотрит, резко отвернулась. А затем её спина задрожала от тихого смеха. Вообще, старосты засмеялись синхронно. Им просто неожиданно стало смешно, потому что они осознали глупость своих действий.

Гермиона повернулась лицом к Малфою и с улыбкой наблюдала, как он беззвучно смеётся. Так забавно. Даже немного мило.

— Что, её величество мисс Энциклопедия простила мне обиду, суть которой даже не известна ей? — с сарказмом, но продолжая улыбаться произнёс Драко.

— Ну, я поду-у-умаю…

— Грейнджер.

— Да ладно, ладно. Но ты всё равно виноват во всём.

Парень наклонился вперёд, приблизившись к Гермионе. На его лице появилась хищная ухмылка.

— Послушай, Грейнджер, можешь винить меня, винить бухло, винить Мерлина, винить Снейпа, винить кого угодно, но сейчас я скажу то, за что ты возненавидишь меня ещё сильнее.

— Да куда уж сильнее, — довольно серьёзно произнесла девушка.

— Что ты помнишь из вчерашнего вечера?

— Шутишь? Мы накочались бухлом, откуда я что-то помню?

— А вот я кое-что помню.

Хитрющая ухмылка Малфоя заставила Гермиону запаниковать. Она уже вспоминала, не произошло ли у них интимной связи вчера, но помнила только танцующее авакадо.

— И… Что именно?

Драко хмыкнул и многозначительно скорчился, высунув язык, мол, это было самое гадкое, что происходило в моей жизни.

— А можно конкретнее? — немного севшим от испуга голосом попросила Гермиона.

— Ладно, скажу как можно конкретнее: ты меня целовала.

По лицу парня расплылась торжествующая ухмылка. Да, он действительно помнил это. Правда, только это, но всё же. Он даже помнил, каково было целоваться с грязнокровкой.

Противно. Тошнотворно.

Да, точно. Именно так. Но приятно. Приятно от какого-то ощущения того, что Грейнджер фактически совершила преступление для себя. Она унизилась.

— Да ну, не правда. Нет, я не верю, нет, — категорично замахала головой Гриффиндорка.

— Не веришь? — он усмехнулся. — А сейчас поверишь…

Драко так резко приблизился к девушке, что она и пикнуть не успела. Он прижал руки к спинке дивана, по бокам от неё, отрезая пути к отступлению. Парень пристроился чуть сверху и приблизился к её лицу.

— Как думаешь, Грейнджер, насколько быстро ты заверещишь, что я та ещё мразь, но целуюсь отпадно? — прошептал Слизеринец практически по-змеиному.

Гермиона никуда не могла деться, ведь он придавил её и сверху, и отрезал пути к бегству по бокам.

— Малфой… — пискнула она, испуганно вжимаясь в диван.

Парню нравилось её испуганное лицо и учащённое дыхание.

— Ну и куда же улетучилась твоя хвалёная Гриффиндорская храбрость, Грейнджер? Где она? Почему ты боишься Слизеринского хорька? Или ты боишься себя?

Девушка пыталась ещё сильнее вжаться в диван, но лицо Малфоя было всё ближе к её лицу, его губы — к её губам.

— Драко… Пожалуйста, не надо… — прошептала она, зажмурив глаза. Ей было страшно смотреть в его глаза. Такие серые, почти серебряные, но словно слепые. Ей было страшно смотреть на его губы. Тонкие и, наверное, ужасно холодные.

А парень наслаждался этим.

— О, так я уже «Драко»? Сразу стала вежливее, когда напугалась. Но мне хочется знать: чего? Чего ты боишься? Меня? Себя?

Девушка тихо захныкала. Она слишком боялась. Она на знала, почему. Ведь она боялась не того, что её поцелует Слизеринец. Она боялась, что после этого что-то изменится. Ведь это будет не пьяный и короткий поцелуй, о котором на утро все забудут. Это будет практически первый её поцелуй, который однозначно что-то поменяет. Поменяет в ней самой.

— Ну-ну, это не ответ, — шёпотом продолжал Малфой. — Я действительно хочу знать.

Гермиона ещё сильнее зажмурилась. По щеке покатилась слеза. Чёрт знает, кто её просил покидать своё место в глазнице.

— Ты плачешь… Я знаю, как тебя утешить.

Девушка ничего не поняла, ничего не увидела, но почувствовала, как её губы соприкосаются с другими губами. И вовсе не такими холодными, как она думала. Они были приятными, нежными.