Поломанные психи (СИ)

Сколько можно мучаться из-за этого самовлюблённого ублюдка? Сколько можно чувствовать себя забитой, уставшей? Сколько можно тихо, бессмысленно плакать, сидя на краю кровати и опустив лицо в ладони? Сколько можно страдать от бессонницы из-за того, что этот урод появляется в каждом её сне?

Она устала, похудела, осунулась. Под глазами появились более явные тени, кожа побледнела. Уголки губ, раньше держащие твёрдую серьёзную планку, приспустились вниз. В её глазах царило отчаяние и невозможная злость, на которую еле хватало сил. Она утратила разговорчивость и общительность, перестала быть выскочкой на уроках, отрешилась от всех и сидела в одиночестве.

От Гермионы Грейнджер осталась лишь тень.

Она страшно злилась на себя, иногда ломала вещи в своей комнате, резала себе руки, дабы хоть физическая боль заглушила душевную. Но после первой недели этого мазохизма он перестал помогать, легче почти не становилось. Боль для неё стала как наркотик. При виде этого человека рядом с кем-либо, её руки начинали трястись и слегка успокаивались лишь тогда, когда она оставляла довольно глубокий, кровоточащий порез на той стороне предплечья, где не видно вен.

И ей уже было плевать на себя, плевать на всех. Она даже забыла о друзьях, которые с ума сходили от беспокойства. Она помнила лишь эту язвительную ухмылку, идеально уложенные платиновые волосы, высокие скулы, серые глаза и дурманящий запах мяты…

Внутри неё бились две стороны. Одна из них яростно желала вырвать девушку из глубочайшей и явно затянувшейся депрессии, а другая, словно насмехаясь, заставляла Гермиону падать в пропасть депрессионного забвения ещё быстрее и больнее. И, что самое страшное, вторая сторона была сильнее. Первая ухитрилась слегка усмирить вторую лишь раз, во время той ссоры с Малфоем из-за его манеры трахать Пэнси в гостиной. И всё, дальше эта сторона ушла в отступление, ей не хватило сил больше не на что.

Но депрессия депрессией, а уроки посещать она не прекращала, нет. Вот в чём Грейнджер всегда остаётся неизменной. Наверное, случись хоть Апокалипсис, но она сначала допишет домашку по Зельям и ЗоТИ, а лишь потом попытается укрыться от беды, либо безбашенно бросится в бой, что более вероятно.

Сейчас, конечно, никакого Апокалипсиса не было, поэтому ситуация была куда проще. Гермиона уже собрала сумку с учебниками, готовая отправиться на первый урок — Зельеварение.

Девушка, нарочно не глядя на зеркало в своей спальне, быстро подошла к двери, но около неё остановилась. Ей было необходимо вдохнуть и выдохнуть на случай, если Малфой сидит где-нибудь в гостиной. Затем Гриффиндорка попыталась хоть немного поправить волосы, хотя это было бессмысленно. После поправила воротник блузки и привела в порядок складочки на юбке. После этих нехитрых действий она была (не очень) готова выйти из своей комнаты, своего маленького мирка, который видел и знает наизусть каждое её слово, помнит каждую слезинку и все переживания, в практически другой мир, в котором живут все, в котором лгут о обманывают все, в котором очень тяжело находиться.

Девушка открыла дверь и быстро выскочила в гостиную, но Малфоя там не оказалось. Гермиона не знала, стоит ли радоваться этому факту. Она так привыкла по утрам пробегать мимо него, сидящего на диване, лицезреть лишь его платиновый затылок, а затем выбегать в коридор. Даже мельком смотреть на него было невыносимо больно, но так приятно, что хочется прямо тут упасть перед ним на колени и просить, умолять его поцеловать, дать снова почувствовать вкус его прохладных губ.

Тем не менее, сейчас его нет, поэтому девушке ничего не досталось, кроме как вдохнуть мятный запах духов, который он оставил здесь после себя, и медленно выйти из уютной гостиной в холодный коридор, полный ранних учеников, спешащих на уроки.

Почему Хогвартс стал казаться ей другим? Каким-то чужим, мрачным. Каждая стена тёмная, школьная форма отличается лишь цветами галстуков и значков, а атмосфера среди учащихся какая-то ходоно-отчуждённая, словно они не хотят иметь друг с другом ничего общего. Почему всё стало таким неприветливым? Раньше её радовала каждая пропущенная ступенька, каждый коридор, каждая дверь, даже обманчивая, каждый ученик, не опаздавшмй на урок. А сейчас всё это стало ей каким-то чуждым. Может, это лишь часть её депрессивного состояния?

Третий этаж, второй, первый… Ещё немного, и она дойдёт до прохода в подземелья. Ещё четыре коридора, не больше. Стоит поторопиться, если она хочет повторить новоизученные законы.

Первый коридор пройден, второй пройден, поворот на третий и…

И какого хрена здесь вообще творится?

Гермиона, уже выскочившая в третий коридор, резко развернулась и спряталась за стенкой.

В этом самом коридоре в данный момент к стене прижималась Пэнси, слегка пристанывая от удовольствия, а Малфой настолько слился с ней в яростном и страстном поцелуе, что даже невозможно было разобрать, что конкретно творится в прямом смысле между ними.