Клыки впредь казались Флэю детским лепетом в сравнении с Недрами. Здесь неоткуда брать чистую питьевую воду, нечего есть, негде спать. Огонь – и тот никак не развести. Перед собой Альдред видел только камень – и ничего, кроме камня. Если и дальше так пойдет, они с Джадой начнут голодать. Голод повлечет за собой отчаяние. А отчаяние – сумасшествие. Без ума они так и останутся под землей. Насовсем.
Их запасы уже сильно истощились. А выхода на поверхность по-прежнему не видно. Ладно хоть воздуха было вдосталь. Понять бы ещё, откуда он проникал под горы.
Ясное дело, они уже несколько дней сновали в Недрах, гонимые в никуда пустотой. При мысли о том, что это может затянуться на неделю-полторы, Альдреда бросало в дрожь. Всеми фибрами души он ощущал: ему не хватает силы. Божественной силы, чуда, которое бы перенесло его на поверхность в мгновение ока. В домашний, уютный мир.
Увы, Аштум не крутится и вокруг наследников Пантеона. Своё место под солнцем стоило выбивать потом и кровью. Главное, чтоб им этого хватило.
Тело и разум ясно давали понять: в Недрах людям не место.
Ноги сами толкали Флэя всеми правдами и неправдами искать свет – хоть солнечный, хоть лунный. Усталость накапливалась, тогда как циркадные ритмы сбились, и сна не было ни в одном глазу.
Аппетит пропал тоже: еда просто не лезла в горло. С одной стороны, оно и к лучшему, ведь больше шансов сберечь и без того скудные запасы. Только вот голод никуда не девался, и организм степенно пожирал сам себя. Всё в порядке вещей.
И день ото дня Альдред чувствовал всё явственнее, как слабеет. Мышцы сдувались. Голова болела. Желудок скукожился. Не ровен час, ему и вовсе придётся бросать оружие за оружием, химеритовую руду, расходники, лишь бы продвинуться хоть немного дальше.
Перспектива бессмысленности сопротивления пугала Флэя больше всего.
Лишь во Сне Киафа Альдред чувствовал себя по-настоящему свободным. Возлюбленная всегда бродила где-то рядом, но никогда не показывалась на глаза. Сокофон выжидал, что с наследником дальше будет. И тем самым ясно давал понять: потомок совершил грубую ошибку и рискует за неё дорого заплатить.
Сам Флэй всё понимал, но во сне старался не думать об этом. Просто гулял, наслаждаясь собственным представлением Северного Ледника. Здесь ему в глаза било солнце, а в ноздри – солоноватость еле теплого океана. Он уже давно покинул бухту, где высился Маяк, и отошел от береговой линии вглубь земли, которой никогда не видел.
Его сердце затихло, затаилось, будто змея перед прыжком. А в фантазме царила тёплая пора. Снег оставался только на возвышенностях. В низинах же цвела и пахла весна. Киаф Снов ходил по пояс в траве, касаясь ладонью её скрипучих стеблей. Лицо обдувал тёплый пряный ветер, что доносился с большой земли, где во всю распускались цветы.
Хотел бы он быть там и наяву. В тишине и покое. Наедине с дикой природой. Без забот о судьбе Поломанного Мира, вдали от людей с их невзгодами и пороками. Унестись прочь от Пантеона, чем бы ни обернулось его возвращение в Аштум.
Изумрудные холмы скрывали за собой причудливый лес, который разделяла надвое мелководная горная речушка. Заросли казались на горизонте сплошной непроходимой стеной, претворявшей горную цепь. Вулканы, потухшие и бдящие. Флэю хотелось туда.
Не успел дойти. Попробует в следующий раз, когда ляжет спать.
Быть может, Альдред слишком идеализировал собственный сон, и наяву бы посчитал окраины Северного Ледника местом гиблым. Но контраст исключать не стоило: всё познаётся в сравнении. Одно лучше другого, как ни крути. Недра стали запутанным тюремным лабиринтом. И никуда Флэй так не рвался, как на чистый воздух.
А там, в северных широтах, откуда оголодалые норманны веками спешно уносили ноги, он особенно свежий. Первородный. Холодящий.
Изнурение разрасталось день ото дня. И в это дежурство Альдред мучился, как никогда. Отчаяние ползало у него в ногах сколопендрой, что приценивается, прежде чем залезть на него и укусить. Глаза слипались, хоть и понимал Флэй: если уснет, может и не проснуться. Тьма давила, обволакивала, просачивалась в нутро, наполняя, будто ядом. Он почти рухнул с закрытыми глазами на голую и неровную каменную поверхность, когда услышал Джаду.
Та стонала, просыпаясь. Потянулась, поддавшаяся спазму. Всё затекло.
Хорошо ей было. Расстелила себе одежду, укрылась полуплащом, как одеялом. Под голову положила мешок соли. Красота. Неудивительно, что спалось ей сладко.
Разложить себе некое подобие кровати Альдред просто не мог позволить. Не из чего. Он только снимал с себя перевязь, поднимал воротник и укладывал голову на походную суму, упираясь затылком в подобранные химеритовые булыжники.
Любой полоумный аскет был бы в восторге. А вот он – не очень.
В момент пробуждения Джада и не подумала бы, что повышать голос опасно. Брюнетка наверняка и вовсе забывала, что находится в Недрах, посреди никогде. Альдред её не винил. Порой сны бывают настолько сладки, что как будто перекочевывают в реальность. Ненадолго. Считанная доля секунды – и приходит осознание безнадёги.
Как сейчас.