Чувствовали себя лишними здесь. Каждый по-своему. Но это – правда.
Но до побега, каждый из них понимал, далеко ещё. Удобный момент, предложенный густым лесом, был упущен из-за проклятых разбойников. Когда подвернется следующий, только предстоит узнать.
Ясно одно: они должны быть готовы им воспользоваться.
– Привал окончен, – объявила Кьяра, поправляя свою димецианскую маску. Зло посмотрела на Пруццо. – Курс держим на Стию. И да помогут нам Свет и Тьма, чтобы оттуда мы не пришли с пустыми руками.
Сказано – сделано. Инквизиторы расселись по коням. Герцогские воители погрузились в повозку. Несмотря на потери, по прикидкам самой Кьяры, их ещё хватало, чтобы Алим аль-Харад получил своё, а сам Барбин хоть ненадолго, но отстал от “Медузы”.
Остальное капитана заботило мало.
Конвой – или, вернее сказать, то, что от него осталось – продолжил свой путь на север. Через холмы, виноградники да небольшие оливковые рощи. Прямо в Стию, которая и занималась их культивацией. Во многом, сельская Провинция за счет того и жила. Вина и жидкое золото приносили им первоочередную статью дохода.
Агатисовый лес остался где-то позади, сменившись абсолютно открытыми пространствами. Жаклин выдохнула, у нее как будто камень с души сошёл. Как подавляющее большинство людей в Аштуме, она тяготела к ясным горизонтам. Здесь всё видно и всё предсказуемо – что еще нужно для первичного спокойствия?
Людям Герцога было, на что поглазеть по дороге в Стию. Аземе не хватало широты взора, чтоб охватить красоты, казалось бы, безмятежной Провинции. Куда ни глянь, простор.
Изумрудные холмы. Луга, будто бы тянущиеся уподобиться в своем великолепии радуге на небе, – ковры, пестрящие разнообразием цветов. Пейзаж чем-то напоминал Жаклин родную Оксиванию, самый благоухающий уголок Бештии, родина лучшей парфюмерии к западу от Илантийского полуострова.
Поля виноградарей, заходящие аж за горизонт, в сторону самого поселения. Частые перелески, служащие оазисами в палящий летний зной. Безымянная речка, воду из которого черпали для ирригации. Одинокие маслобойни с островками олив.
Шутка ли, это едва ли одна десятая всех владений Герцога за горами!
Действительно, ларданская земля богата. Нет ничего удивительного в том, что испокон веков то и дело её пытались забрать себе.
Горькая ирония в том, что Провинция, как ни крути, достанется мёртвым.
Зрелище и вправду захватывало Жаклин. Быть может, как никого более во всем конвое. Она отказывалась верить, что в этих краях произошел настоящий апокалипсис. Чересчур умиротворяющая картина. Жизнь тут как будто и не останавливалась – оно и немудрено, раз небесное светило достигло зенита. Пока что-то цвело и пахло, взрастая, другое – увядало и сохло в такую жару. Естественный ход вещей, не иначе.
При этом совсем неважно главное. В округе, окромя пришельцев из Вальперги, не было ни людей, ни животных. Вообще. Ибо Равновесный Мир прекрасно выглядел и без тех, кому он достался в наследство от поверженных язычников. Такова жестокая правда бытия.
Миновал всего лишь месяц. Признаки цивилизации по-прежнему прослеживались тут, но те, кто её поддерживал, уже исчезли. Диковинный контраст.
Со временем, когда последние живые люди кончатся в Провинции, а легионы мёртвых пойдут на север дальше, все здесь попросту зарастёт. И станет, как прежде. Так, как увидели долины первые переселенцы века назад. И не сказать, что это плохо. Просто… естественно.
От мыслей о прекрасном Жаклин отвлек Якуб. Эти двое держались вместе практически бессознательно – после заварушки среди агатисов так точно. Их бросили на произвол судьбы, и они стоически всплыли на поверхность, живы-здоровы. Общие трудности сближают, как ничто другое. Поэтому Вронски в кои-то веки заинтересовался обществом Аземы.
– Тебя там чуть не укокошили, а тебе всё как с гуся вода, – отметил Якуб шутливо.
Жаклин глянула на него через плечо и хмыкнула, уводя глаза обратно. Сказала:
– Меня не так просто убить. Пора бы уже это признать.
– Кто бы спорил, хорошо справляешься, – охотно закивал оршак, будучи даже слишком навеселе. Он достаточно боли испытал, чтоб его накрыло, наконец, волной облегчения.
– Ухо твоё как? – ударилась в наигранную эмпатию оксиванка. – Не болит?
– Болеть-то пусть болит, – пожал плечами Вронски. – Лишь бы не загноилось. Жарко сегодня – всё тухнет в путь только. Вроде корочкой рана покрылась – и на том спасибо. Правильно говорят, в самой жаркой битве можешь выйти цел и невредим. А попасться на мякине по сущему пустяку – за здрасьте. Так и здесь, мать его…
– Это на всю жизнь, если заживет. Сам понимаешь, я думаю, – строго напоминала Азема, поправляя свою прическу.
В волосах ее, черных и золотистых, гулял сухой и жаркий ветер – австер.
– Сыпишь соль на рану! – запротестовал Якуб, смеясь. – Где ты стыд обронила?
– Я просто предупреждаю, – отстраненно отозвалась Жаклин. Задней мыслью допустила, что Вронски – компаньон не из лучших, пусть и краткосрочный. Всё одно. Ей ведь с ним детей через баптизм не проводить.