— И вдруг, — подхватывает светловолосый, — случайная авария. Теряем энергию. Вынужденная остановка. И нам как воздух нужна электрическая энергия. А у вас горит свет, и мы подумали… — Он поднял глаза на лампочку, голо висящую на пыльном серо-желтом шнуре.
— О, электроэнергия не проблема, — говорю я весело. — Сколько угодно, о чем речь.
— Но, — теперь запинается светловолосый, — нам нечем заплатить…
— Вы это серьезно? — Я внимательно смотрю на него.
— Вы уж нас извините. Мы, наверное, идем по дуге вместо хорды. Но эта нелепая остановка… Она сбила нас с толку.
— Послушайте, довольно реверансов. У вас какие-то секреты, ну и Бог с ними. Меня они не интересуют. А помочь я готов. Электричество — это чепуха. Что еще?
— Вы нас не так поняли. Решительно никаких секретов. Просто мы сознаем, сколь удивительными вам представляемся. Ввалились ночью, в глуши, зимой воистину как снег на голову. Да еще в таких одеждах. — Светловолосый слегка повел цилиндром.
Блеснул белый шелк подкладки.
— Да, одежда у вас та еще.
— Мы взяли ее в костюмерной.
— Я так и подумал.
— Ну вот и хорошо. Нас необычайно радует, что мы столкнулись с человеком образованным, физиком. Физик без труда поймет, что машины бывают всякие… и полеты… и…
— Так кроме электроэнергии вам что-нибудь нужно?
— Ничего. Какое у вас напряжение?
— Двести двадцать вольт вас устроит?
— А мощность? — быстро спросил темноусый.
— Точно не знаю. Полагаю, несколько киловатт.
Темноусый оглядывается на своего спутника. Они задумываются.
— Лучше бы, конечно, мегаватты, — говорит наконец темноусый, — иначе долго… Будем это… валандаться. — И посмотрел на меня неуверенно.
— Помилуйте, откуда здесь такая мощность?
— Да, да, конечно. Спасибо большое. А соединительный провод у вас есть?
— Поищем.
Я беру фонарик, и мы с темноусым идем в клеть. Лешка — мужик хозяйственный, и мы тут же натыкаемся на великолепный моток толстого провода.
— Прекрасно! — восклицает мой гость.
Мы возвращаемся.
— Позвольте, я вас чаем напою, — говорю я.
— Чай? О нет, что вы.
Я вижу, что чаю им хочется, и ставлю чайник. Подбрасываю в топку дров. Гости следят за моими действиями.
— Мне нужно к машине, — встрепенулся темноусый.
— Возвращайтесь, — говорю я. — Закипит скоро.
— Да, — спохватывается светловолосый, — мы же еще не представились. Аскольд.
— Вахтанг, — говорит темноусый.
— Илья, — говорю я.
Мы трясем друг другу руки. Вахтанг выходит.
Я начал хозяйственную возню. Сгреб свой писательский инвентарь.
Протер стол.
— Вы нас очень выручили, — говорит Аскольд. — Такой мороз. Будем надеяться, что в машине…
В сенях хлопнула дверь.
— Аскольд! — Это голос Вахтанга.
— Простите. — Аскольд выходит.
Мне очень хочется посмотреть на «сани», но я боюсь показаться назойливым. Я делаю шаг к двери и слышу взволнованный шепот:
— Он замерз очень.
— Но ведь он его узнает.
— А что делать?
Мне становится неловко. Я отхожу к печке. Чайник вот-вот закипит. Появляется Вахтанг. За ним в проеме маячит Аскольд.
— Илья, — говорит Вахтанг, — там у нас еще двое. Им холодно. Не разрешите ли…
— Вы меня просто удивляете, — перебиваю я, — тащите их сюда. Будем чай пить.
Огонь горит ярко. Отблески из-за чугунной дверки ходят по стенам. Я испытываю приятное возбуждение. Столько гостей!
Вахтанг и Аскольд исчезают. Проходит минута. В сенях скрипит дверь. Топчутся люди. За Аскольдом протискивается коренастый человек, бородатый, с каштановой гривой. Одной рукой он прижимает к груди цилиндр, другую протягивает мне.
— Вадим.
— Илья.
За широкой спиной Вадима стоит еще один. Я никак не разгляжу его. Только вижу, что роста небольшого, волосы спутаны. Темно-рыжее колечко приклеилось ко лбу. Медленно я огибаю монолитную фигуру Вадима. В избе тихо. Слышно, как трещат в печи поленья. Я продолжаю свой плавный танец. Наконец Вадим сдвигается в сторону, и я вижу четвертого гостя целиком. Я вижу его в желтом свете пыльной шестидесятисвечовой лампочки, в красноватых отблесках пламени. Я смотрю на него и молчу. Губы одеревенели.
Сознание раздвоилось. Одна половинка вспорхнула испуганной птицей, вторая продолжает регистрировать детали. Землисто-желтую кожу, бакенбарды, настороженные грустные глаза, белый клок шарфа у подбородка. Мне кажется, что молчание длится долго. Но я не в силах прервать его.
— Узнал! — раздается громкий шепот Аскольда.
И в этот момент вновь включается движение. Вадим продвигается к печке. Аскольд и Вахтанг расстегивают шинели. А невысокий человек с печальными глазами делает шаг вперед и негромко говорит:
— Пушкин, Александр Сергеевич.
Он говорит это, обращаясь ко мне. С трудом шевельнув губами, я отвечаю чуть слышно:
— Коротков… Илья Евгеньевич.
И касаюсь его холодной ладони. Глаза его оживляются, он поводит плечами и говорит:
— Однако я замерз.
— Александр Сергеевич, — подбегает к нему Вахтанг, — к печке прошу, к огню.
— Да, да, благодарю. Здесь хорошо, тепло.
Гости снимают шинели. Клокочет чайник.
Рядом со мной стоит Аскольд.
— Скажите, — шепчу я трагически, — ведь это настоящий Пушкин?
— Самый что ни на есть, — отвечает Аскольд с улыбкой.
— Но как это возможно? И кто же вы?