Полонянин

А за окошком дождик пошел. Зашуршал своей походкой легкой по тесовой крыше. Застучал настойчиво в слюдяной подбор.

«Покойники к дождю снятся», -зачем-то подумалось, но отмахнулась она от приметы старинной.

Уж больно хотелось княгине, чтоб морок ночной явью обернулся, чтоб и вправду Андрей с ней на встречу явился. Вон и мурашки еще не прошли, может, все-таки было? Или не было?

Спустилась Ольга на пол, снова достала заветную книгу, раскрыла на той странице, где закладка была, всматриваться в строки стала. Поняла, что не может разобрать слов, темно слишком. Тогда она книгу перед собой положила, колени преклонила и зашептала по памяти:

— Отче наш, сущий на небесах… — вспомнив, как молитву эту они с рыбаком на ладье разучивали, а потом она ее в книге нашла, по-гречески.

Молилась княгиня Богу, а в мыслях за сына своего, за брата, за всех близких и дальних просила. Чтоб здоровы они были, чтоб счастливы. Чтоб удача им везде сопутствовала, чтоб стороной обошли лихие напасти.

Страстно княгиня молилась. Истово. Всю любовь свою в прошение вкладывала. Слезы текли по ее щекам, а почему и сама не знала. То ли от тревоги за ближних, то ли оттого, что Андрей сказал. Хотелось ей докричаться до Него, до Господа, хотелось, чтоб не оставил Он ее в заботе своей. Помнила княгиня, что сам Он ученикам своим говорил:

— Стучите, и отворят вам. — Вот и стучалась она изо всех своих бабьих сил.

— Что с тобой, княгиня? — голос напугал похлеще призрака.

Обернулась Ольга и ужаснулась. На пороге стоял кто-то. А кто? В сумраке предрассветном и не разглядеть. И в этот миг молонья ожгла — дождик до грозы дорос. Осветила вспышка светелку. Тенями изломанными все вокруг поплыло. Пришелец рогатым померещился. Огромным. Жутким. А вслед за молнией гром ударил. Прокатился по небу яростно. Так бабахнул, что показалось, будто стены терема от удара зашатались.

Вскрикнула княгиня испуганно. Завопила, не разобрав, кто в светелку ее наведался.

— Прости, княгиня, — чудище рогатое ей, — не хотел напугать тебя.

И тут узнала она его. Ведуна Перунова. Звенемира. Шапка на нем с турьими рогами в честь Спожинок — праздника Белеса.

— Просто хотел поблагодарить тебя за угощение, за приют и за ласку к людям твоим. А вот оно как обернулось.

— Да, Звенемир, — взяла она себя в руки. — Хорошо.

— А что это у тебя? — спросил незваный гость, а сам на книгу рукой показал.

— Ничего, — завет Андреев она собой загородила.

— Вижу, ты книги христианские читаешь…

И снова сверкнуло за окном да хлопнуло раскатом громовым.

— А тебе что до этого? — разозлилась Ольга.

— Как это чего? — возмутился ведун. — Жалко мне тебя, княгиня. И так внуки Перуновы тебя не любят, а коли прознают, кому их княгиня требы возносит? По-страшнее давешнего пожар вспыхнет. Бунтом Русь вспенится. Волной кровавой. И как знать, чем тот бунт обернется. Может, ты еще и крещение приняла?

Вскочила Ольга с колен, перед ведуном встала.

— Ты никак меня пугать вздумал? — спросила у Звенемира строго.

— Нет, — покачал ведун рогатой головой. — Не пугаю я. Предупреждаю только. Если не хочешь, чтоб горе в терем твой пришло, сожги эту пакость мерзкую, — кивнул он на книгу. — И помни, что не любят у нас христиан. Ох, не любят. — Развернулся и вон вышел.

И как только закрылась за ним дверь, в третий раз полыхнула молния. Это Перун навье семя приметил да стрелу огненную в демона с небушка пустил.

А Ольга стояла посреди опочиваленки и все никак дух перевести не могла. Понимала она, что прав ведун. И так власть ее на волоске держится, а если поступит она опрометчиво да волосок порвется, что тогда? Жуть ее от мыслей этих пробрала. Стряхнула она с себя думы тревожные, посетовала на то, что книгу ведуну показала, схватила ставшее опасным наследство Андреево, из светелки выбежала. Из терема под грозу вышла, в клетушку мою под лестницу забралась.

— Добрый, — тихо, чтоб Малушу не разбудить, меня позвала.

— Ольга, ты? — Я только недавно лег и уже придре-мывать начал.

— Я.

— Случилось что? — вышел я к ней в сени. — Или невмоготу тебе?

— Потом это все, — отмахнулась она от меня. — Вот, — протянула мне книгу. — Спрячь пока у себя.

— Это что за невидаль? — книга оказалась увесистой, словно камень. — Как же ты груз такой сюда дотащила? Не надорвалась?

— Ты ее спрячь получше. Так, чтоб не видел никто и не знал, что она у тебя.

— Ладно, не беспокойся, — кивнул я. — Ты пройди, а то намокла совсем. Ишь как льет. Вовремя мы столы убрали…

— Некогда мне. — И убежала.

Так в моих руках впервые Благая Весть оказалась. А Ольга мне свою тайну доверила. Я и раньше догадывался, что непростые беседы перед смертью с ней рыбак вел, недаром же она его учителем называла. Даже спросил тогда его, поймал ли он душу Ольгину? Спросил-то в шутку, чтоб подбодрить умирающего, а оказалось, что в самую точку попал. Подивился я на княгиню. Как же она от меня и от всех скрыла, что христианин в нее зерно веры своей заронил?