Полоний на завтрак Шпионские тайны XX века

М. Панин в своей статье указывает, что наши западные союзники тоже не безгрешны: сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки и точно так же, как Маринеско, топили суда с ранеными и беженцами. Конечно же, все это было. Но тут между нами и нашими западными союзниками есть одна принципиальная разница. Атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки имела определенное военное значение, приблизив капитуляцию Японии и сохранив жизни тысяч американских, да и японских солдат. Что, разумеется, никак не оправдывает гибель десятков и сотен тысяч ни в чем не повинных мирных жителей двух японских городов. Но и в Америке, и во всем цивилизованном мире бомбардировка Хиросимы и Нагасаки воспринимается в первую очередь как одна из величайших трагедий Второй мировой войны. К осуществившим ее американским пилотам никто никаких претензий, естественно, не предъявлял, но и национальными героями их никто не делал. Точно так же англичане, как справедливо отмечает М. Панин, не любят вспоминать о потоплении транспорта «Кап Аркона» с узниками концлагерей и военнопленными и не делают из потопивших его летчиков героев. Ведь британским морякам и летчикам есть чем гордиться и без этого. Хотя бы потоплением линкоров «Бисмарк», «Тирпиц» и «Шарнхорст». Точно также и у американского флота и авиации в активе не только бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, но и разгром японского флота в сражениях у атолла Мидуэй и в заливе Лейте. Советскому же флоту и морской авиации в Великой Отечественной войне похвастаться было особенно нечем. Самая крупная морская операция советского флота — обстрел крымского побережья в октябре 1943 года лидером «Харьков» и эсминцами «Способный» и «Беспощадный» закончился бесславной гибелью всех трех кораблей на обратном пути от ударов немецких пикирующих бомбардировщиков. А переход Балтийского флота из Таллина в Кронштадт в августе 1941 года привел к гибели четверти участвовавших в нем боевых и транспортных кораблей. Советский флот и авиация не смогли эвакуировать войска из Севастополя и Керчи в 1942 году. В то же время, они не смогли воспрепятствовать эвакуации большей части немецких и румынских войск из Крыма в 1944 году, и немецких войск и миллионов беженцев с балтийского побережья в 1944–1945 годах, когда советское господство на море и в воздухе было неоспоримо. В таких условиях потопление Маринеско «Густлова» и «Штойбена», начиная с 60-х годов XX века вовсю использовалось советской пропагандой, хотя сам герой легендарной атаки умер в забвении. Действительно, по потопленному тоннажу поход Маринеско стал рекордным для советского подводного флота. О том, что подавляющее большинство жертв составили гражданские беженцы и раненые, у нас предпочитали не вспоминать. А чтобы повысить военное значение результативного похода, эксплуатировалась легенда о будто бы потонувшем вместе с «Густловом» цвете германского подводного флота и эсэсовских надсмотрщицах из концлагерей, о «личном враге фюрера» и о общенациональном трауре в Германии. И даже торпедный катер охранения превратился в группу эсминцев и миноносцев. Но сегодня, повторю, гибель «Густлова» воспринимается прежде всего как крупная гуманитарная катастрофа, а не героический подвиг. И именно так, судя по всему, она показана в фильме Йозефа Вильсмайера, который, я надеюсь, российским зрителям когда-нибудь удастся посмотреть.

Исповедь либерала

Давно известно, что история — наука неточная и постоянно подверженная политической и идеологической конъюнктуре. Неслучайно до сих пор популярен афоризм об истории как о политике, опрокинутой в прошлое. И для современности многие исторические схемы оказываются вполне применимы.