Полоса невезения

А самое главное - я не знал, что же случилось после того, как этот непонятно откуда взявшийся мальчишка непонятно куда и делся. Смутно припоминал, как упрямо тащился к горизонту, и с каждым моим шагом Струна делалась ярче, тонкая ножка чудовищного гриба изгибалась в безвоздушной черноте, тянулась ко мне, а потом... Не было никакого "потом". Провал, абсолютное ничто, где ни метров, ни секунд, ни вкуса, ни цвета, там даже и меня, наверное, не было, и единственное, что осталось - это тупая, саднящая обида.

Ну и что теперь? Струна-то, может, и сказала какое-то слово, только вот я его не услышал. Не удивлюсь, если слово то оказалось нецензурным. Правда, если верить Кузьмичу, неугодных ей Струна просто убивает, а я вроде еще жив. Но не зря же сидит во мне досада пополам с обидой. Значит, что-то где-то не срослось... Сейчас Женя с Кузьмичом достанут пистолеты...

Женя с Кузьмичом достали - один пластиковый стаканчик, другой пузатую темную бутылку, с которой мы все трое уже пообщались сегодняшним утром. Вернее, вчерашним - на моих часах половина второго ночи.

- Ну, давай! - до краев набулькал мне в стаканчик Кузьмич. - После этого дела всегда полагается. Как лекарство. Ты сейчас залпом!

Залпом так залпом. Горло обожгло, слезы выступили на глазах, но тут же исчезли под воздействием чудесного напитка. И вновь всколыхнулся во мне запах горячих степных трав, и тот же ястреб в том же небе застыл той же мертвой точкой, и теплая волна прокатилась по желудку...

- Ну, пошли, пошли! - скомандовал Кузьмич, и они с Женей буквально потащили меня к стене, которая тут же отъехала перед нами, явив черный коридор, кончавшийся знакомой уже стальной дверью. На сей раз не понадобилась и дудочка - дверь была открыта. И вот мы уже на стальной лестнице, дверь, выполнив долг, неслышно задвигается за нами.

Я прислонился к шершавой каменной стене.

- Ну и каковы результаты? - мне не хотелось ждать. В конце концов, самое страшное уже случилось. Или все-таки нет?

- Ну ты дал, мужик! - широко осклабился Женя. - Струна аж полыхнула вся, от пола до потолка. И звон такой, вроде как колокольный... Такое с ней редко бывает.

- Поздравляю, Константин Антонович, - тиснул мою руку довольный Кузьмич. - Высокая Струна вас признала, теперь уже никаких сомнений. Теперь вы полностью наш.

Я кивнул. Не хотелось мне быть чьим-то, хотелось - своим.

- Сейчас, айн момент! - Кузьмич провел пальцем по дикому камню стены, брызнуло сияние невесть откуда возникшей кнопки, а потом тонкой линией света в камнях очертились двери. Створки разъехались в стороны, обнаружив за собой просторный, сверкающий лифт.

- Ну, чего стоишь? - толкнул меня в плечо Женя. - Поехали. Не заниматься же альпинизмом...

- Угу, с меня хватило и спелеологии, - ответил я уже внутри.

Кузьмич надавил неприметную кнопку на серебристой панели, двери сомкнулись - и нас потащило вверх.

- Зачем же мы спускались как дикие люди? - не выдержал я.

- Ну как зачем? - усмехнулся Кузьмич. - Так положено ритуалом. Для приведения чувств в надлежащее состояние. Проще говоря, на горку пешком, с горки на санках. Только наоборот.

Часть вторая.

Приструнение

1.

Ветер удачи ломится в дверь,

Ветер удачи стучит в стекло,

Эхо вчерашних твоих потерь

Жертвенной кровью на пол стекло...

Я уменьшил громкость. И без того хватало шуму.

- Зачем? - спросил сидевший за рулем Женя. - Надоели "Погорельцы"?

Сам он от этой группы мало что не фанател. Вроде бы и взрослый мужик, под тридцать, а словно прыщавый старшеклассник.

- Ты сам-то не устал от них? Круглые ж сутки гоняешь. - Я прокашлялся. Все-таки боком вышла мне вчерашняя прогулка под дождичком. Конечно, середина мая - это не стылый ноябрь, но когда, купившись на жару, ты фланируешь по улицам в легкой рубашке... В итоге - катаральные дела. И мелочь вроде, стыдно с таким к слоноподобному доктору Степану Александровичу бегать, а в то же время весьма неудобственно.

- Великое не надоедает, - торжественно изрек Женя, чуть притормаживая и пропуская вперед похожую на бронтозавра тушу фургона-дальнобоя. - Просто отдельные, упертые на классике личности не в силах оценить.

- Зато в силах приглушить, - мрачно отозвался я. - И вообще, отдохни от эстетических переживаний, за дорогой вон лучше смотри. Сверзимся сейчас в кювет, а после Кузьмич скажет: "Работа, конечно, проделана большая..."

Я и не знал, блуждая во тьме,

Бешеной музыкой ей платя,

Что у больной судьбы на уме,

И для чего принесли дитя.

Хоть и негромко, а рваный ритм песни бил по ушам. Нет, не люблю я этих "Погорельцев", хоть у них и осмысленные тексты. Как будто жуткие сюжеты Гоголя проросли в современной реальности. Пускай это и поэзия, но не в моем вкусе. Музыка, правда, неплохая, в чем-то шокирующая, в чем-то заводящая...

- Кстати, прошлым летом я в похожей операции работал, - точно прочтя мои мысли, ухмыльнулся Женя. - Та же фиговина, жертвенная чаша, кремневые ножи, ну и само собой, ребятенок в саване. Сатанисты, понимаешь.