Полоса точного приземления

Как, впрочем, и вся зима. Вместо прочно вошедших в народную (статистически самую надежную) метеорологию рождественских, крещенских, сретенских морозов природа, по крайней мере в наших широтах, выдала не более как легкие намеки на них.

Ожидаемого январского - между слякотным декабрем и вьюжным февралем - оживления летной работы не получилось.

Впрочем, для программы облета «Окна» погода установилась как раз подходящая: плотная облачность, начинающаяся в ста пятидесяти - двухстах метрах от земли. Достаточно низкая, чтобы выполняющий облет летчик мог в полной мере прочувствовать, что и как показывает экран «Окна» в заходе на посадку. Но в то же время достаточно высокая, чтобы не заставлять его после каждого не очень удачного захода (а они почти все получались не блестящие) выкручиваться у самой земли в сторону оказавшейся где-то сбоку посадочной полосы. По программе облета оставалось еще несколько полетов, однако особого интереса это в вавиловском КБ уже не вызывало: у летчиков вскользь спрашивали: «У вас что-нибудь есть?» - и, услышав, что ничего нового нет, переходили к подробному разбору хода дел с усовершенствованием станции по идее Картужного.

А дела эти, увы, вдруг затормозились. Возникли непредвиденные трудности. Впрочем, по поводу такой формулировки Терлецкий пожал плечами:

- Что значит - непредвиденные? Они непредвиденные только в том смысле, что мы заранее не знали, какие именно трудности возникнут. Только в этом смысле, ни в каком другом!.. А что вообще где-то что-то затрет, было ясно с самого начала. Иначе не бывает - это норма.

Конечно, если происходящее укладывается в норму, это утешительно. Но никаких проблем само по себе, как известно, не решает.

Лабораторные испытания не давали тех результатов, которых от них ждали. Вновь созданные блоки вели себя, по мнению разработчиков, капризно и возмутительно (на сухом языке техники это называлось: нестабильно и вне пределов заданных характеристик).

Учить их уму-разуму (на том же техническом языке: дорабатывать) требовало времени, которого в распоряжении создателей «Окна» уже не оставалось: все сроки горели синим пламенем!

Вавилову позвонил Генеральный конструктор Ростопчин:

- В общем, так, На первом экземпляре нашего корабля мы, видно, начнем летать без твоей станции, Виктор Аркадьевич. Все места под нее оставим и начнем летать. По программе она все равно в первых полетах включаться не должна. Хотя мы, откровенно говоря, хотели бы ее задействовать пораньше: это нам погодные возможности для всех испытаний в целом расширило бы. Но что ж поделаешь, не задалось, так не задалось… Но на второй экземпляр, если не выдашь свою станцию, не обессудь, планируем втыкать другое оборудование. Иначе, извини, погорим все вместе…

Вавилов ничего не ответил. Но всем своим существом почувствовал: запахло катастрофой. Не такой разработкой было «Окно», которую можно было бы по-тихому закрыть без более чем серьезных последствий для КБ. Словом, катастрофа! Та самая, которую он отдаленно предвидел.

И сенсацией - полной сенсацией! - прозвучало в этой обстановке неожиданное заявление летчика-испытателя Кедрова:

- Мне кажется, к «Окну» можно все-таки приноровиться.

- К «Окну» можно приноровиться, - сказал Кедров. - Все-таки что-то эта отметка дает. Не могу объяснить, но, мне кажется, есть какая-то разница между тем, когда она по делу отклоняется, а когда - по дурости.

Гренков, которому Кедров, выбравшись из кабины своего предпоследнего по программе полета, сделал, как бы между прочим, это заявление, ощутил противоречивые эмоции. С одной стороны, брошенная летчиком фраза решительно не стыковалась с тем, что утверждали все участники облета, а до сегодня - и сам Кедров. Но с другой стороны - ох, как хотелось ухватиться обеими руками за эту неожиданно блеснувшую тень надежды! Пусть самой призрачной! Тем более, что перспективы доработки станции по идеям Картужного, если не рухнули окончательно, то, во всяком случае, характер того, что называется «завтра будет готово», явно утеряли.

И все же Федя, многому за время этой работы научившийся, осторожно переспросил:

- Можно приноровиться? А чего ж ты сам говорил: нет, нельзя?

- Не уверен был. И старики наши сразу все в один голос сказали: ничего не получится… Да я и сам долго ничего ухватить не мог. Болтается отметка без толку по экрану - и все. А сейчас почувствовал… интуитивно…