Полоса везения, или Все мужики козлы

— Вы знаете французский?

— Знаю. Но тут дело не в нем. Вот первая фраза.

«Мари-Франс жила в семиэтажном многоквартирном особняке…»

— Ну и что?

— А вы знаете, что такое особняк?

— Это дом.

— Совершенно верно. Дом. Но семиэтажных особняков, и уж тем более многоквартирных, не бывает!

— Много вы понимаете! — фыркнула дама. — Вы бывали в Марселе?

— Я не бывала в Марселе, но знаю, что там могут быть семи-, да хоть тридцатиэтажные дома, здания, дворцы, что угодно, но не особняки! Особняк — это небольшой дом, как правило на одну семью, пройдитесь по Москве, вы увидите множество старинных особняков, но…

— Это советские благоглупости! Нежелание признать, что…

Я молча повернулась к небольшой книжной полке, сняла оттуда словарь Ожегова, нашла нужную страницу, прочитала: «ОСОБНЯК. Благоустроенный небольшой дом городского типа, предназначенный для одной семьи или отдельного учреждения».

— Ну пусть, — вспыхнула она, очевидно, признавая авторитет Ожегова. — Но что, стоит заменить слово «особняк» на «дом»? Это такая мелочь. Что вы еще там накопали?

— Да вот у вас есть перл, я сейчас не помню на какой странице, но там один сидит ошуюю, второй одесную, а третий визави. По-вашему, это нормально?

— Вы, я полагаю, не знаете, что такое ошуюю и одесную?

— Представьте себе, знаю, но только у вас получается смешение французского не столько с нижегородским, сколько с…

— Что вы несете? При чем тут Нижний Новгород?

Так, приехали. Я постепенно начинала закипать. Эта особа вообще ничего не знает!

— Если вы сами, Антонина Дмитриевна, не чувствуете, что подобное сочетание чудовищно, то говорить просто не о чем. Или вот: «Я знал, что она старая дева, но думал, у нее это прошло».

— И что вас здесь не устраивает?

— Все! Стародевичество вещь, конечно, прискорбная, но это все-таки не болезнь и пройти никак не может! Вот еще: «Она любила возиться на огороде и вообще, где придется». А вот эта роскошь: «Он его бывший сын»! Что значит «бывший сын»?

— Имеется в виду, что его отец умер!

— Я-то заглянула в оригинал и поняла, а что делать с читателем?

— Подумаешь, это можно исправить… Не бывает переводов без каких-то ляпов…

— Согласна, не бывает. Но когда перевод состоит из одних только ляпов…

— Не правда! Это превосходный перевод! Допускаю, что там попадаются досадные огрехи, но в целом… Это ваши гнусные инсинуации! Пусть отдадут перевод на рецензию! Вы для меня не авторитет!

— Решать этот вопрос не мне, но полагаю, издательство не сочтет нужным тратиться на рецензию. Я это рецензировала по долгу службы, и этого достаточно. Разумеется, у вас есть другие возможности напечатать ваши работы, но только не у нас!

— Где Борис Евгеньевич?

— Не имею представления.

— Позовите его!

— Попробую!

Я встала и выглянула в коридор. Там был только охранник.

— Валера, где Борис Евгеньевич?

— Позвать?

— Да, очень вас прошу!

Между тем мадам Журасик изучала мои пометки на своей рукописи.

— А чем вас не устроила вот эта фраза? «Пора наконец бросить обрыдлую лиру и заняться нашим посконным настоящим делом!»

— Знаете, всем. Какое посконное дело может быть во французском романе?

— Это опечатка.

— Да? Допускаю, но что там было?

— Я сейчас не помню! А вот тут что?

— «Полы халата валялись на полу»! Потрясающе. Как они валялись — отдельно от халата?

— Глупости! Это просто был длинный халат.

— Вот и написали бы просто. А вот тут, где героиня поливает грядки? «У моркови воды навалом, а теперь ее ждет горох». Как воды может быть навалом?

— Так говорят, когда чего-то много.

— Да, можно даже сказать «У меня времени навалом», но воды навалом быть не может, тем более в авторской речи!

В этот момент в комнату заглянул испуганный Вырвизуб.

— Борис Евгеньевич! Это возмутительно! — заявила Антонина Дмитриевна. — Вы отдали мои произведения в руки какой-то наглой особе!

— Антонина Дмитриевна! — вдруг повысил голос Вырвизуб, — я попросил бы вас выбирать выражения…

— Напрасная просьба, — фыркнула я, — вот этого-то как раз Антонина Дмитриевна не умеет!

— Мария Никитична! — укоризненно покачал головой Вырвизуб.

— Я требую, чтобы вы отдали мой перевод на рецензию компетентному человеку, которому я могла бы доверять! Мнение этой… дамы для меня ничего не значит. Она мне просто завидует!

Вырвизуб болезненно поморщился.

— Мария Никитична, каково ваше заключение? — обратился он ко мне.

— Меня не интересует ее заключение! Тоже мне, эксперт, смазливая бабенка будет судить о моем творчестве!

— Во-первых, Мария Никитична всеми уважаемая очень известная переводчица, к тому же член Союза писателей, если хотите знать! — разозлился Вырвизуб. — А во-вторых, мы не имеем возможности платить рецензентам. Слово Марии Никитичны для нас имеет решающее значение.

— Значит, вы мне отказываете?

— Да. Раз так решила Мария Никитична. Наше издательство не хочет больше печатать первую попавшуюся макулатуру, обратитесь в любое другое. Уверен, многие с удовольствием вас напечатают!

Ай да Вырвизуб! Молодчина!

— Не понимаю, почему вы так слепо доверяетесь этой… этой… Знаете что? Давайте сделаем так! Позовите сюда других сотрудников!

— Зачем это? — оторопел Борис Евгеньевич.