В последующие дни признаки готовящегося московского вторжения продолжали множиться. «Лета 7076 сентября в 3 день приговорил государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии поход свой и сына своего царевича князя Ивана Ивановича против своево недруга литовсково короля», – сообщали разрядные записи804
. Этот приговор запустил в действие военную машину Русского государства. Естественно, что активизировавшиеся после 3 сентября русские военные приготовления были замечены литовскими «шпегками» и доброхотами, наводнившими русско-литовское порубежье. 28 сентября Филон Кмита доносил Роману Сангушко, что высланные им на рубеж сторожи сообщили – в Смоленск прибыли в немалом числе воинские люди, правда, куда они двинутся дальше, разузнать пока не удалось. Однако спустя время в Оршу прибежали мужики с порубежного села Любавичи, с женами, с детьми и со своими статками. Они рассказали, что их приятели в Смоленске дали знать – войско, собравшееся в Смоленске, на Е1окров собирается вторгнуться в литовские пределы, но вот куда именно – неизвестно. Чтобы решить эту проблему, продолжал дальше Кмита, он намерен послать своих людей, дабы те добыли московского языка805. В тот же день Ходкевич отписал дворному гетману, что, по сведениям перебежчика, некоего сына боярского Федора Дмитриевича, бежавшего из Суши, «дела тые вси, которые были под Полоцком, болший вес наряд, з Старое Руси рушил ся сезде ку нам и на самого дей князя великого везде житницы записуют, а сам князь великий з войском до Лук будет»806.Как видно из всех этих противоречивых слухов, пока русской «ставке» удавалось сохранять противника в относительном неведении по поводу своих планов. Концентрация войск и их перемещения вдоль всего русско-литовского порубежья не позволяли неприятелю в точности угадать, куда на этот раз направит свои полки царь. А военные приготовления Ивана Грозного в конце лета – начале осени 1567 г. были весьма и весьма серьезны. Их масштаб отчасти позволяют представить процитированные выше сведения перебежчиков, пленных и «шпегков», что содержатся в переписке литовских должностных лиц. Добавим к ним то, что известно из русских источников.
К сожалению, московское официальное летописание, которое подробно освещало действия Москвы в первые годы Полоцкой войны, после августа 1567 г. не сохранилось. Однако в разрядных книгах сохранились росписи полков и воевод, участвовавших в этом походе. Ратные люди, которым предписывалось идти в поход, собирались в Боровске (куда съезжались ратные люди, съехавшиеся перед тем в Коломне и Серпухове), Дорогобуже, Смоленске и Ржеве, откуда все воеводы, которым было поручено собрать ратников, со своими людьми обязаны были двигаться в Великие Луки. Этот город должен был стать местом сосредоточения всей рати. В числе воевод, собиравших ратных людей, были такие именитые фигуры, первые лица в русской военной иерархии того времени, как князья И.Ф. Мстиславский и И.А. Шуйский. Сам Иван со своим двором, блестящей свитой и своим государевым полком (три дворовых воеводы во главе с князем Михайло Темрюковичем и 18 голов807
, около 2–3 тыс. детей боярских и их послужильцев без учета государевых стрельцов) собрался выступить прямиком в Великий Новгород. По дороге в Твери царь намеревался присоединить к своему полку двоюродного брата Владимира Андреевича Старицкого с его двором и вассалами. Со своими воеводами, собиравшимися в Великих Луках (во главе их, похоже, должен бы стать князь И.Ф. Мстиславский), царь намеревался стать во Дворцах на Новгородчине.О численности русского войска в этом походе судить крайне сложно – полноценной полковой росписи с указанием имен воевод и голов в полках не сохранилось, не говоря уже о списках детей боярских и пр. Можно лишь предположить, по аналогии с Полоцким походом, что в этой военной экспедиции участвовало около 20–25 тыс. «сабель и пищалей». Опричное войско, разделенное на три полка и всю весну и лето простоявшее в Вязьме и Ржеве (с Троицына дня)808
, похоже, также приняло участие в этой операции.24 октября 1567 г. Иван прибыл в Новгород, где пробыл неделю, после чего выступил «для своего дела и земского» на короля Жигимонта, имея своей целью ливонские городки и замки Резицу и Лужу (Розиттен и Лудзен, совр. Резекне и Лудза. –