Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570

И снова московская версия представляется более правдоподобной – во всяком случае, из реляции Радзивилла следует, что он оставался «на костях» еще неделю, и только после этого пошел к Орше⁵⁵³, следовательно, у Серебряного было время для того, чтобы «роспустить войну». Получив же известия об одержанной неприятелем победе и его выдвижении навстречу его полкам, русский воевода, не имея численного превосходства над литовцами, решил не рисковать и со взятой добычей и пленниками отступил к Смоленску, пометав при этом лишние тяжести. Каких-либо серьезных столкновений между русскими и литовским войсками при этом не было, хотя, безусловно, отдельные стычки между загонами с той и другой стороны вполне могли иметь место. И как это обычно бывает в таких случаях, обе стороны отчитались о своих победах над неприятелям и взятых «языках» и трофеях.

4. Начало войны на истощение: кампания 1564 г

Итак, зимняя кампания 1564 г., на которую в Москве возлагались большие надежды, завершилась болезненным ударом по самолюбию Ивана Грозного и русского воинства. Оказалось, что Литву рано списывать со счетов. В самой же Литве и в Польше известия об победе М. Радзивилла Рыжего вызвали волну энтузиазма и надежд на будущее, тем более что победа на Уле была сполна использована литовской пропагандой для создания нужной общественной атмосферы и настроений и в самой Литве, и в Польше, и в Европе⁵⁵⁴.

Ульский успех имел в первую очередь не столько военное, сколько психологическое и моральное значение. А.Н. Янушкевич отмечал, что «главный военный результат Ульской битвы 1564 г. для литвинов заключался в уничтожении значительного количества живой силы противника, в первую очередь командного состава армии», однако, на наш взгляд, здесь налицо явное преувеличение значения этого боя, основанное на недостаточно критичном восприятии сведений, что дают польско-литовские источники. Потери рати Шуйского именно в живой силе хотя и были чувствительны, однако совершенно некритичны для русского войска на литовском порубежье (судя по всему, мор в Полоцке летом – осенью 1563 г. был более губительным, чем победа литовцев на Уле). Хуже было другое – те, кто сумел уйти от преследования и вернуться в Полоцк, на некоторое время утратили боеспособность и в весенние и летние месяцы 1564 г. могли не учитываться в расчетах русского командования. И сам белорусский исследователь нехотя признает это обстоятельство, когда отмечает, что «отсутствие территориальных изменений после битвы снижает ее военно-стратегическое значение», ибо литовские войска не сумели вернуть себе после победы хотя бы часть утраченных ранее территорий. «Московиты сохранили господство на всем пространстве правобережной Полотчины и ее части на левом берегу Двины», – подвел он итог зимней кампании для Литвы⁵⁵⁵. Снова напрашивается аналогия с событиями пятидесятилетней давности, когда после взятия Смоленска русские войска потерпели обидную неудачу под Оршей, которая не привела к возвращению Смоленска и перелому в ходе войны. Напротив, и тогда, и сейчас конфликт перешел в вялотекущую стадию войны на истощение, когда периоды активизации боевых действий перемежались с очередным этапом переговоров о заключении мира или перемирия.

Поражение рати Шуйского создало новою ситуацию. И Москва, и Вильно оказались перед необходимостью выработки новой стратегии ведения войны. «После успеха в Ульской битве руководство ВКЛ стремилось перехватить инициативу и осуществить широкомасштабную военную операцию против Московского государства, чтобы окончательно взять реванш за поражение под Полоцком», – отмечал А.Н. Янушкевич⁵⁵⁶. В Москве решили не менять принятую после взятия Полоцка стратегию на «удержание счета», а продолжить ведение войны на истощение неприятеля набегами и «малой» войной на порубежье. В итоге лето и осень 1564 г. ознаменовались всплеском военной активности с обеих сторон.