Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570

В каком-то смысле А.Н. Хорошкевич, конечно, права, обвиняя бояр в недальновидности, но, на наш взгляд, все не так просто и прямолинейно, как может показаться по первости. Иван Грозный и его бояре действовали в более сложной ситуации, нежели Василий III и тем более Иван III. Отец и дед Ивана IV могли сконцентрироваться на решении «литовского» вопроса, так как Крым был или союзником Москвы (при Иване III), или не слишком мешал ей воевать с Вильно (при Василии III). Активизация же русской экспансии в Поволжье во второй половине 40-х гг. XVI в. способствовала ухудшению отношений Москвы с Бахчисараем и переходу от войны «холодной» к войне «горячей» между двумя государями, Иваном IV и Девлет-Гиреем I. И этот поворот произошел тогда, когда русско-литовский конфликт не был урегулирован и продолжал тлеть. Если стратегическая ошибка первостепенной важности и была допущена, то тогда, когда было принято решение об «инкорпорации» Казанского, а затем и Астраханского ханств в состав Российского государства (вместо продолжения, как прежде, игры на противоречиях внутри казанской и астраханской элит, отношение которых к имперским претензиям Крыма было далеко не однозначным). Похоже, что в Москве в середине XVI в. ставка была сделана на то, что «русская» «партия» при литовском дворе сумеет надавить на Сигизмунда II и добиться заключения союза с Россией, направленного против Крыма. Именно поэтому русская сторона в конце 1550-х гг. и готова была пойти на серьезнейшие уступки литовской ради заключения «вечного мира» и этого союза. Увы, щедрые московские предложения (еще более щедрые, чем те, которые сейчас сделали литовцы) не были тогда услышаны, и мы отнюдь не исключаем, что сейчас в Москве вспомнили об этом как о примере недоговороспособности литовской стороны. И потом, в русской столице помнили о том, что Сигизмунд бездетен, после его смерти династия пресекается, и кто будет новым королем Польши и великим князем литовским – неизвестно, равно как и неизвестно и то, будет ли новый король соблюдать те договоренности, что были заключены при его предшественнике. Наконец, свое решение отвергнуть мирные предложения литовцев бояре Ивана Грозного принимали тогда, когда Москва чувствовала себя еще достаточно уверенно – голод, моровое поветрие, татарские нашествия были еще впереди, да и разногласия между боярской оппозицией и царем еще не достигли критической точки. Кто мог подумать тогда, в эти июньские дни 1566 г., о том, что пройдет пять лет, и мор опустошит русские грады и веси, татары сожгут Москву и возникнет реальная угроза не только утраты контроля над Казанью и Астраханью, но и возобновления выплаты дани Крыму?

Заслушав мнение бояр и приняв его, царь все же не до конца был уверен, что его советники сделали верный ход. Скоропостижный созыв в Москве 28 июня 1566 г. Земского собора, спустя полторы недели после того, как были отвергнуты литовские предложения⁶⁷⁰, а последовавший за этим мелочный торг вокруг условий замирения не привел к каким-либо результатам, косвенно свидетельствует об этом. Собравшимся на Земском соборе представителям церкви, Боярской думы, приказным чинам, государевым земским дворянам (опричные дворяне не был приглашены на это собрание! – В. П.), детям боярским с пограничных, прифронтовых уездов Северо-Запада и Запада⁶⁷¹, а также купцам московским и смоленским был задан один вопрос: продолжить ли войну или принять литовские условия? Ведь царь и бояре снова, как и в конце 1540-х гг., оказались перед дилеммой – если согласиться на предложения литовцев, то тогда не только Полоцк и Озерище будут утрачены навсегда (ибо, признав их навечно литовскими, тем самым Москва лишала себя права истребовать их в будущем), но и немалая часть Ливонии с таким важным городом, как Рига, также признавались русской стороной принадлежащими Вильно⁶⁷². И в таком случае что выигрывал Иван Грозный от такого раздела Ливонии?