Половина солнца

Это видели все мы. На самом же деле, скорее всего, они оба переместились внутрь сознания Крозье, в сформированный в этот момент мир только для них двоих: убийцы и жертвы. И сосед, не сомневаюсь, веселился от души, убивая учителя в этой самой комнате, как он убивал меня и даже убивал его я: отчего у меня остались веснушки на щеках. Порою можно убивать, лишь внушая человеку мысленно эту смерть, а иногда можно убить… и в том, и в другом мире. Нашем и некоем междумирье.

Олеан убил Крозье и там, и там.

Я закрыл лицо рукой. Эндрю наблюдал за этим с отстранённым спокойствием. Я был удивлён, что он не в ужасе.

Но Дрю даже не смотрел на окровавленного Крозье. Он смотрел на своего брата. Брата, который не смог выполнить свою часть плана и теперь стоял за спинами других учеников, мрачно глядя на собственные руки.

И я понял, что это Эндрю попросил его.

И Дэмиан послушался. В самый последний момент.

Конечно, Крозье не мог умереть, потому что он был таким же, как и все мы на этом острове. Он был бессмертен.

Его тело со стуком упало на колени перед своим убийцей, а затем завалилось на бок. Олеан опустил руку и сурово улыбнулся. На его ладони оставались следы крови.

Ребята начали медленно расходиться. Я подождал, пока ла Бэйл налюбуется своим достижением и сам медленно уйдёт со стадиона. И молчал. Ком застыл в горле, но кричать смысла не было никакого.

Когда учитель пришёл в себя, все уже разошлись по своим комнатам. Но за ними пришли. За Августом, за Олеаном и за Эстер.

Сорокин мрачно улыбался, когда его проводили мимо нашей комнаты.

Почему-то мне казалось, что именно эти трое из всей школы меньше всего боятся попасть в ящик Пандоры.

Эстер умирает каждый день. Август почему-то смерть скорее любил, чем боялся. Ну а Олеан…

Сосед ухмылялся, однако я видел отвращение в его взгляде.

Его уводили из комнаты, заломив руки за спину, но он улыбнулся мне, хотя лицо его позеленело так, будто бы его сейчас стошнит.

Видимо, кошмар самого тёмного парня в школе был также самым тёмным.

– Не скучай, Хэллебор. Они отпустят меня…

– Сомневаюсь, ла Бэйл, – вставил своё охранник.

– … ты пока что думай над чертежами!

Я не знаю, удастся ли ему не попасть в тюремную камеру вслед за Джонатаном, но чёрт возьми. Если у него это выйдет, я начну сомневаться в том, может ли он вообще… хоть в чём-то… проигрывать.

Я слушал удаляющиеся шаги соседа и охранников, и в глубине коридора наконец прогремел новый клич Олеандра ла Бэйла, ознаменовавший вовсе не поражение, а первую гордую победу:

– Смерти нет!

XX И прольётся кровь ближнего, подтверждая твои худшие опасения

Северный Олень

Я смотрел в окошко двери, за которой стоял Джонатан, и постукивал пальцами по решёткам, глядя на несчастного парня. Впрочем, сейчас эта камера являлась самым безопасным местом в лицее.

Не знаю, что со мной произошло бы, если бы я сделал то, что должен был. И Дрю оказался, как обычно, прав – да я просто физически не мог ослушаться его. Я и так уже успел угодить в ящик Пандоры, а второй раз туда отправляют только опасных преступников. Впрочем, я бы им и стал, убив учителя нашего великого лицея. Или меня посадили бы рядом с Джонатаном, в такую же камеру, пока я бы тут не тронулся рассудком. Джонни-то терять уже нечего, судя по всему…

Он смотрел на меня потерянным взглядом испуганного подростка, его зрачки сузились: он был в ужасе, слушая мой рассказ. Правда, как-то приободрился, когда я начал описывать то, что ждало Олеана.

Ну да. Джонатана я прекрасно понимал.

– Его, разумеется, отправили в ящик Пандоры. Они мучали его слишком долго. На ла Бэйле, конечно, следов никаких не осталось, подобных моим, потому что проявляются они в его общем состоянии. Никто не выходит из карцера целым. Но Олеан… Они явно сделали что-то с ним. Куда хуже, чем просто смерть от самого страшного для тебя кошмара – они будто бы заставляют его умирать снова и снова за пределами Пандоры… Короче, он сейчас болен, лежит в лазарете.

Эмоции Джонатана менялись. Да, поначалу в его глазах был блеск восторга, как только я заговорил про наказание Олеана, но, надо полагать, это был Райан. Теперь же вернулся кроткий и сочувствующий Джонни – его лицо заметно побледнело и погрустнело.

Я отвернулся.

– Боюсь, те, кого Олеан уже переманил на свою сторону, без него пропадут. Но одного мы точно добились своим протестом – тебя не перевезут в тюрьму для бессмертных или к Совам. Нет. Ты остаёшься тут, – я хмыкнул. – Отныне учителя боятся нас злить. Они в страхе, напуганы. Ведь кто знает, на что способны бессмертные, желающие спасти свою свободу… Так что злить нас не в их интересах. Ты остаёшься.

Он опустил взгляд. Джонатана Эрланда явно коробило, что это всё вызвано якобы желанием сбагрить преступника куда подальше. Но как было всем ясно, дело обстояло несколько иначе. Джонни был просто предлогом: вежливостью, которую проявили диссиденты, прежде чем нанести первый удар по правительству.