Я помню, кажется, что Коул приходил ко мне, пока я спал. Я проснулся, но лекарства действовали слишком сильно, так что не смог выдавить ни слова. Зато он – он-то не затыкался. Всё никак не затыкался. Этот Хэллебор.
Впрочем, его голос в голове отскакивал от стенок сознания, и фразы долетали лишь обрывками. Будто бы общались по плохой телефонной связи. Просто отвратительной связи.
Всё равно, если я распадусь на куски.
Лучше бы я остался в койке, чем попёрся на проклятую химию. Я надеялся угодить на какой-либо урок, посвященный… новому свету, а не стандартный.
Так, кажется,
Приближаюсь к концу, скрипка, давай начнём подпитывать болезнь.
Хотя бы наушники не сломались. Хорошо работают. Отлично
Да, Эстер прекрасно понимала меня с самого начала. Она так же умирает и возвращается изо дня в день. Умирать и умирать, раз за разом, только и мечтая наконец не очнуться, не открыть глаза более никогда. Как же часто я умолял своё сердце перестать биться. Умолял его.
Оно останавливалось лишь на мгновение.
Я не мог более оставаться здесь. Ведь там, в коридорах этой школы, меня ждут люди, которые поверили в мои слова. Они поверили мне.
Враг в пути.
Учитель что-то занудно объяснял. А я сидел и думал: на кой чёрт нам знать всю эту хрень? Это как-то относится к бессмертию? Мир скоро вымрет. Зачем нам это надо?
Именно поэтому, пряча наушники под рубашкой и волосами, я слушал музыку, а не учителя.
Хороший мальчик, несомненно.
Я посмотрел на Коула, который, разумеется, сел со мной за одну парту. Он, к моему удивлению, учителя тоже не слушал, а что-то сосредоточенно искал в планшете, пряча его за пеналом, а после, выключив технику, записывал в тетрадь некие формулы.
Неужели правда пытается придумать лекарство? По формулам? Да ладно, кто так делает? Формулы? Киборг.
Человек без сердца пытается всех спасти.
Покажи мне, как это – мечтать в чёрно-белых цветах, чтобы я смог оставить этот мир сегодня.
Полон страха, навсегда чист, я буду здесь сражаться вечно.
После всех этих манипуляций врача у меня действительно болело всё – ни черта не лучше, чем после ящика Пандоры, но червей по крайней мере я не чувствовал.
Болело всё, включая зубы. Мне показалось, чёрт возьми, что сейчас у меня выпадет один из них. Я вытащил наушники, но не поставил музыку на паузу и поднял руку, прося выйти. Голос ещё не в полной мере ко мне вернулся.
С удовольствием я заметил, как все смотрят на меня. Как на чудовище.
Как на уродца.
Кто-то даже с жалостью, смешанной со страхом.
А кто-то – с восхищением. Таких было меньше всего, но ухмыльнулся я всем. Многие вздрогнули.
И чем такие люди отличаются от червей?
Коул посмотрел на меня с беспокойством, отвлекаясь. Я редко выходил на уроках и уж точно не курил в школьных туалетах. Я наклонил голову набок, давая понять, что ненадолго.
Любопытного, ядовитого, ты обнаружишь меня карабкающимся в рай.
Учитель смерил меня недовольным взглядом, в котором читались еле заметные страх и отвращение, может быть, даже какая-то насмешка, которой он прикрывал панику. Подумаешь, какой-то паренёк убил одного из учителей. Внимания хочет! Однако химик кивнул, разрешая выйти.
Всё же останавливаю музыку в плеере, от неприятного ощущения во рту желая побыть в кромешной тишине.
Зубная боль нарастала.
Это было просто невыносимо. Будто бы кто-то сверлит…
Нет, нет, только не это. Пожалуйста. Мне это не нужно. А кому это нужно?
Я вышел из кабинета и направился вдоль по коридору. Благо отсюда до места назначения довольно близко. Постепенно боль становилась всё более ощутимой. Я медленно понял, что сам уже расшатываю зуб языком, не выдерживая рези.
Зажимаю рукой рот. Потому что чувствую. Я
Наконец я забежал в туалет, глядя на оставляемые мною капли крови на полу.
Кровь, кровь, кровь изо рта. Кровь. Я ощущаю её на дёснах. Между зубов. На языке.
Не захлопнув дверь, я бросился к раковине и сплюнул выпавший зуб. Один. И второй тоже. По губам и подбородку стекала кровь, пачкая ворот рубашки. Я заляпал ещё и зеркало напротив раковины. Полез рукой в рот. Расшатал ещё один зуб. И его тоже выплюнул.
Как больно. Больно. Это невыносимо больно. Я захлебываюсь в крови.