Половина солнца

Тяжело выбирать правильный путь, тяжело признавать свою вину. Тяжело обдумывать собственные поступки как будто со стороны. Невозможно вытерпеть это, не пытаясь ненавидеть кроме себя и всех вокруг.

Ненавидел я всех и по другим причинам – из-за их отношения. Да, быть может, я просто был таким человеком – не заслуживающим доброты. Сострадания, понимания. Может быть, я просто был.

Я не знаю, что на самом деле должно случиться и чего я обязан избежать. Я не знаю, какая дорога верна, а какая ведёт к разрухе. И самое важное – я не знаю, действительно ли надо стремиться к доброте и свету или же нет. Или же хаос – то, чего никто не принимает, то, чью прелесть все небезразличные мне люди отрицают… что, если он просто не для всех? Что, если его красоту и истину понимают немногие, но что же мне думать, если эти некоторые мне кажутся изредка просто сумасшедшими, часто – уродами и иногда – близкими мне людьми?

Мне не нравится термин «близкий человек». Возможно, я его боюсь. Возможно, я опасаюсь, что, если я поверю в его значение, мне будет невыносимо их терять.

Возможно, я пытаюсь скрыться за холодностью собственных суждений от пламени, что сжигает внутренности, высушивая любые слёзы, выплаканные или невыплаканные.

Да, возможно, я боялся быть собой всё это время. Возможно, я до сих пор себя не знаю.

И это видно по всем моим «возможно» и «не знаю».

Дыхание Аарона казалось громом перед вспышкой молнии. Он стоял за мной и тяжело, нетерпеливо дышал.

– Держи слово, Бэйл.

– Держу, Хольд.

Я откашлялся и, поправив ворот мантии, направился подальше в тень, прочь от посторонних и стараясь быть ближе к мгле. Я погрузился в неё, Аарон же исчез в круговороте, ожидая меня теперь по ту сторону. Я протянул вперёд руку, играя пальцами с неизведанной субстанцией, до которой никто не был способен дотянуться, кроме меня. Я улыбнулся своему единственному провожатому в этот мир и единственному, чего боялся и чем успокаивался. Я утонул. Тьма пожрала меня, когтями неизведанности изрезав моё тело. После секунд или минут пустоты я очнулся и, впервые вздрогнув, направился по направлению к месту, о котором несколько месяцев старался не думать.

Я пробирался сквозь чернеющие тоннели. Они врывались в меня и с треском выползали из-под ногтей, волос и из глаз. Тьма была подобна ручью и подобна воздуху, подобна песку и подобна звуку. Она была всем.

По эху тихого бормотания я отыскал нужное место. В нужное время. В нужных обстоятельствах.

Он сидел на постели и что-то говорил себе под нос. Выкрашенные в алый кучерявые волосы померкли, теперь казавшись высушенной кровью. Он поднял взгляд. Комнатка была пустой и минималистично обставленной. Открыто окно, горит свеча. Я помнил, что он любит свечи. Удивительно, что они позволили держать ему тут огонь.

Генри умел уговаривать. Иногда.

Он замолчал на полуслове, ведь он говорил сам с собой, а тут появился реальный слушатель. Я прижал палец к губам, но он успел вскочить. Я молча потянулся к нему и схватил за кисть, случайно её вывернув, отчего парень прикусил себе язык и не успел сказать ничего, прежде чем его рот заткнула тьма. Она поглотила его слова и его молчание, и я заметил ужас в его глазах – от воспоминания о первом таком путешествии, и спокойствие – он понял, осознал, почувствовал, насколько эта сила бесконечная и умиротворяющая. Но Генри нахмурился, когда я отпустил его, ведь, глядя на меня, он понял, что эта сила ещё и разрушительная.

Я отыскал маленькое серое пятно в этой тьме – такова в моём тоннеле сейчас была реальная жизнь. Прильнув к ней ладонью, я заставил мир обрушиться на нас. Или нас обрушиться на мир.

Генри тяжело и пылко выдохнул, отшатываясь к стене. Он был одет в мантию, которую носили все служители Сов – кажется, он был подавлен так, что даже на ночь не мог переодеться.

Он смотрел на Аарона потускневшими глазами, избитыми руками хватаясь за стену. Он опирался на неё, но я видел, как он падал. Цепкие пальцы не спасают от падения.

– Генри.

Аарон прошёл мимо меня к своему брату. Он протянул руку, чтобы дать Лаллукке новую опору. Тот взялся за неё, крепко пожав. Поднявшись и оттолкнувшись прочь от стены, он обнял Мейерхольда, на что тот оживлённо начал хлопать его по спине.

Я наблюдал за ними, сдерживая раздражение. Когда они оба посмотрели на меня: Аарон – с ненавистью, Генри – с подозрением, я отвёл взгляд.

– Объясни ему всё, Мейерхольд. Вы теперь оба в В.О.Р.О.Н.е. Надеюсь, тут тебе понравится больше, Лаллукка, – я улыбнулся, оглядывая его мантию. – Сдашь одежду потом. Мы поменяем пару штрихов.

Я решил оставить их. Последнее, что я услышал:

– Он отправил тебя на службу к Совам?

– Да, – усталый смешок. – Это была каторга.

Призрак

Поверить в это было трудно, но я всегда попадал в нужное время и в нужное место. Хотя, кажется, не для себя самого.

Из одной клетки меня перевели в другую, а затем – в третью. Кажется, вся моя жизнь была клеткой.

Но вот он…

– Я отпускаю тебя.

Олеандр стоял посреди камеры Коэлло и Эндрю. Открыл дверь и теперь протягивал своему другу руку. Пальцы его еле заметно подрагивали.