– Что с вами не так, ребята? Мы только что говорили про пожар и Джонатана. У вас всё так быстро из головы вылетает? А я думал, это у меня проблемы с памятью, – я осёкся, не желая говорить об этих своих
Я выдохнул, опустив взгляд в пол. Не хотелось сейчас видеть лица товарищей. Я услышал чей-то смешок. Разумеется, это была усмешка обладателя самой саркастичной манеры общения в лицее.
– Хэллебор, успокойся. Уверен, я смогу доказать свою невиновность, потому что я у них главный подозреваемый после Джонни. Доверьтесь мне, – он замолчал, будто пробуя по привычке заезженную в фильмах фразу на вкус. Подтвердив мои мысли, он нахмурился: – Гадко звучит. В общем, просто расслабьтесь. Я проведу собственное небольшое расследование, а может, они и сами найдут нужные им улики и без моей помощи. Отдыхайте! А, нет, завтра у нас же новые уроки. Супер, значит, – он размял шею, неприятно ею хрустя, – вам надо лечь пораньше.
Я ещё минуту стоял и смотрел, как Эндрю рисует карандашом в альбоме, как Дэмиан кивает, прощается с Олеаном и подзывает брата. Слушал, как уходит вслед за Куином-младшим и сам Дрю. Ла Бэйл щёлкнул пальцами у меня перед глазами. Я выпал из задумчивости и, поняв, что он слишком близко, отшатнулся назад. Воспоминания о недавней попытке убийства не бледнели, в отличие от другой полезной информации.
По несчастливой случайности под ногами оказался портфель Олеана, так и лежащий тут с последнего дня, когда у нас ещё были нормальные уроки, и, споткнувшись, я упал.
Сосед присел на корточки возле моих ног, пытаясь не смеяться.
– Не ушибся, лошара?
Я фыркнул, потирая локоть.
– Тебя ещё переживу.
Ну а что? Не только же Олеану всё шутить про бессмертие.
Он встал, протянул мне руку, и я её принял. Ла Бэйл помог мне встать и, подержав ладонь одну лишнюю секунду, отпустил, отвернулся и направился к своей постели.
– Лечь пораньше, Коэлло Хэллебор, для тебя сейчас – лучший вариант. Все страхи и переживания уходят во сне или обращаются в кошмары. Но лучше кошмар во сне, чем наяву. Верно?
Я знал, что в ответе Олеан не нуждается.
Почистив зубы, умывшись и сходив в душ, я прошёл мимо своего соседа, который, задумчиво вертя пачку сигарет в руках, сильно кусал свои губы. Я вытирал волосы полотенцем, глядя на него.
– В чём дело? Ты плохо себя чувствуешь?
Он поднял глаза, и я увидел в них очень хорошо скрываемую боль. И она была физической, я знал это – он бы ухмыльнулся, если бы ему было плохо психологически, душевно, или как ещё это можно назвать, – но он не ухмылялся и не язвил сейчас. Он явно страдал.
Он опустил взгляд, отложил пачку в открытый шкафчик своего стола и задвинул его.
– Да, неважно себя чувствую.
Я не ожидал объяснения, потому что знал, что его не последует. И не спрашивал.
– Тогда ложись пораньше и ты.
Проходя мимо, уже к себе, я краем глаза заметил его слабую, еле заметную улыбку. Это была обычная улыбка, не вынужденная, не усмешка, в которой часто кривились его губы, – обычная, мимолётная, еле уловимая улыбка нормального подростка, который на секунду почувствовал, что кому-то не плевать на него, почувствовал, что кто-то может проявлять к нему заботу.
Он прошептал:
– Лунной ночи.
Я улыбнулся в ответ и пожелал ему того же. Луны не было, и я не знал точно, откуда появилась его эта привычка говорить не «спокойной ночи», не «доброй» или «покойной», как часто шутили другие, а именно «лунной», особенно если луны не было. Может, в этом был какой-то смысл, а может, так выражалось очередное порождение лёгкого олеанского безумия – я не знал. Но мне было сейчас всё равно.
В эту ночь я не закрыл штору между нами. Пускай мы уже попрощались, но после переговаривались какое-то время с выключенным светом, даже не помню о чём. Я просто почувствовал на короткие мгновения, что я нормальный. И что сосед, с которым я живу уже несколько месяцев, – тоже нормальный, и что мир, в котором мы жили, был нормальным.
Разумеется, нормальным уже ничего не было. Да и вообще я сомневаюсь, что когда-либо таким являлось.
Следующее утро начиналось, как обычно до того, как нам устроили незапланированные каникулы. Я встал относительно рано, часов в семь, Олеан ещё не поднимался, и я порадовался – так было всегда. Либо он уже не спал – точнее,
Впрочем, лучше бы спасибо сказал – однажды я не разбудил его, так после этого досталось мне ещё больше. Мы тогда неплохо подрались.