Половина желтого солнца

Голоса у всех звучали с подъемом, даже когда речь шла о погибших.

– Говорят, Сардауна[57] прятался за жен.

– Говорят, министр финансов перед расстрелом наложил в штаны.

Раздались смешки, хихикнул и Угву, но Оланна сказала:

– Я знала Оконджи. Он дружил с моим отцом. – Голос у нее был тихий, подавленный.

– По Би-би-си говорят, что переворот устроили иг-бо, – вставил гость, любитель чин-чин. – И неспроста. Большинство убитых – северяне.

– Правительство состояло почти из одних северян, – пробормотал профессор Эзека, подняв брови, будто изумлялся, что приходится говорить очевидные вещи.

– Пусть Би-би-си спросит с британцев, ведь это они понасажали в правительство одних северян, чтобы подавлять остальных! – поддержал его Хозяин.

Угву удивился: в кои-то веки Хозяин и профессор Эзека согласны друг с другом. И еще больше удивился, когда мисс Адебайо сказала, что «североафриканцы с ума посходили – называют это борьбой добра со злом», а Хозяин засмеялся, не как обычно, когда сползал на краешек кресла и принимался с ней спорить, а одобрительно.

– Будь в стране побольше таких, как майор Нзеогву, мы не докатились бы до подобного, – сказал Хозяин. – Он смотрит в будущее!

– Он ведь коммунист? – вмешался зеленоглазый профессор Леман. – Он ездил в Чехословакию, когда учился в Сэндхерсте.

– Вы, американцы, везде ищете коммунизм. До того ли нам сейчас? – возмутился Хозяин. – Главное, чтобы наш народ шел вперед. Допустим, капиталистическая демократия – это хорошо, но если она такая, как у

нас – как если бы вам кто-то дал костюм точь-в-точь как у него самого, да только сидит он плохо и пуговицы оторваны, то надо его выкинуть и сшить костюм по росту. Иначе нельзя!

– Хватит разглагольствовать, Оденигбо, – отрезала мисс Адебайо. – Не выйдет у тебя отгрохать теорию для военных.

Угву повеселел: вот это другое дело, к таким перепалкам он привык.

– Выйдет, выйдет. Для таких, как майор Нзеогву, выйдет, – настаивал Хозяин. – Угву! Еще льда!

– Нзеогву – коммунист, – стоял на своем профессор Леман.

Говорил он в нос и жутко злил Угву – может быть, потому, что у профессора были светлые волосы, как у мистера Ричарда, но ни тени его спокойного достоинства. Жаль, что мистер Ричард перестал заходить. Угву хорошо помнил его последний приход, за несколько месяцев до рождения Малышки, но другие воспоминания тех бурных недель были смутны, обрывочны. От страха, что Хозяин с Оланной никогда не воссоединятся и мир его рухнет, Угву тогда почти не подслушивал. Он не узнал бы даже, что мистер Ричард замешан в ссоре, если б не Харрисон.

– Спасибо, друг мой. – Хозяин взял миску льда и со звоном бросил в бокал несколько кубиков.

– Да, сэр, – отозвался Угву, глядя на Оланну.

Та сидела, уронив голову на руки. Угву охотно пожалел бы ее убитого друга, будь тот обычным человеком, но ведь он политик, а политики – не как все люди. Угву читал о них в «Дейли тайме» – они нанимали бандитов, чтобы те избивали их противников, они покупали на государственные деньги землю и дома, заказывали партиями длинные американские машины, подкупали на выборах женщин, и те набивали под платья фальшивые бюллетени, чтобы сойти за беременных. Сливая воду из-под вареной фасоли, Угву всякий раз думал: раковина скользкая, как политик.

Гости разошлись поздно, и ночью, лежа у себя во флигеле, Угву пытался читать «Мэра Кестербриджа», но мысли были далеко. Хоть бы Чиньере пришла, что ли. Они никогда не назначали свиданий, она просто иногда приходила, а иногда – нет. Услышав стук в окно, Угву от души возблагодарил небеса.

От нее пахло затхлым луком. В комнате было темно, лишь неверный свет фонаря за окном выхватил холмики ее грудей, когда она стащила блузку, развязала покрывало вокруг пояса и легла на спину. Ночь дышала влагой, тела их были сплетены, и Угву представил, будто не Чиньере, а Ннесиначи крепко обхватила его бедрами. Сперва она молчала, а потом закричала то же, что обычно. Видимо, чье-то имя – Абоньи, Абоньи! – но Угву не был уверен. Может быть, и она представляла кого-то другого, из родной деревни.

Она встала и вышла молча, как пришла. Когда он увидел ее на другой день через живую изгородь, она развешивала белье и произнесла только: «Угву». И ни слова больше, даже не улыбнулась.

8

Из-за переворота Оланна отложила поездку в Кано. Дождалась, пока открылись аэропорты, заработали почта и телеграф, а в регионах назначили военных губернаторов. Она ждала, когда вновь воцарится порядок. Но в стране было по-прежнему неспокойно. Все говорили о перевороте, даже таксист в белом кафтане и шляпе, который вез Оланну с Малышкой из аэропорта к Аризе.

– На самом деле Сардауну не убили, мадам, – шепотом сообщил он. – Аллах помог ему бежать в Мекку.

Оланна вежливо улыбнулась и не стала возражать: ведь этому человеку, у которого с зеркала заднего вида свисали четки, вера необходима. Сардауна – не только премьер Севера, но и духовный вождь миллионов мусульман.

Оланна передала Аризе слова таксиста, но та лишь плечами пожала: «Чего только не болтают». Покрывало